ВВВ
по сути, меня довольно давно, уже год как интересовала эта тема. и тут, лежу я на диване, и мысль, о том, чтобы найти ответ на свой вопрос неожиданно приходит в голову. исключительно факты. и , думаю, многим тоже интересно будет узнать. Статься о том, как обитатели Кореи переселились в Россию.) Статья впечатляет.Андрей Ланьков
Корейцы СНГ: страницы истории
Первый вариант статьи опубликован в "Русском Журнале" (9 и 11 января 2002 года). Здесь приводится существенно расширенный вариант, который был напечатан весной 2002 г. в "Сеульском вестнике".
1. От начала переселения в Россию и до революции 1917 года
Вот уже полтора века живут в России и иных странах СНГ корейцы. Их немало - почти полмиллиона, но и поныне лишь немногие знают о том, как и когда оказались корейцы в России, какова была их история, с какими проблемами сталкивается корейская община сейчас. Истории и нынешнему положению корейцев СНГ и посвящается цикл из трех статей, публикацию которого мы начинаем в этом номере.
В 1860 году российские дипломаты решили воспользоваться сокрушительным поражением, которое англо-французские войска нанесли Китаю в Третьей Опиумной войне, и вынудили китайское правительство подписать Пекинский трактат. В соответствии с этим соглашением, Китай уступал России обширные и малонаселенные территории на правом берегу Амура - земли, которые сейчас мы знаем как Приморье. Одним из последствий этого решения стало и то, что у России появилась и короткая, около 14 километров, граница с Кореей. А всего лишь через 4 года, в 1864 г., на этих новых территориях появился первый корейский поселок, в котором жили 14 корейских семейств. С этих 14 семей началась история не только поселка Тизинхе, но и всей полумилионной корейской общины СНГ.
Чем была вызвана корейская эмиграция в Россию? Тем же, чем и большинство эмиграций - нуждой. Люди вообще-то не очень охотно расстаются с родными местами. Особенно это относится к крестьянам, у которых во все времена и во всех странах существовала репутация неторопливых и прижимистых домоседов - а именно крестьяне на первых порах составили подавляющее большинство корейских эмигрантов. Однако жизнь на родной стороне была не слишком сладкой. Земли не хватало, а чиновники драли с крестьян огромные налоги, временами доходившие до 50% урожая. Официальная ставка налога была куда ниже, но значительная часть собранного в итоге оказывалась в бездонных чиновничьих карманах, и поделать с этим крестьяне ничего не могли. А рядом лежали владения России - огромные просторы, тысячи гектаров необработанных плодородных земель, которыми управляли относительно честные чиновники (впрочем, обычно чиновники поначалу попросту не добирались до поселков нелегальных иммигрантов). И уходили за кордон, через почти неохраняемую в те времена границу крестьянские семьи, и росло число корейских поселков на землях российского Дальнего Востока. К 1880 г. на территории Приморья существовал 21 корейский поселок, а численность корейского населения края достигла 6700 человек (русских крестьян в Приморье тогда было всего лишь 8300). К 1901 г. на территории края проживало уже около 30 тысяч корейцев.
Как встречали корейских иммигрантов в России? По-разному. С одной стороны, российское чиновничество приветствовало иммиграцию - ведь переселенцы-корейцы поднимали целину и собирали немалые урожаи, помогая таким образом решать продовольственную проблему и осваивать огромный безлюдный край. Особенно важным это было до 1900 г., когда еще не была построена Транссибирская магистраль, и переселенцев из России было на Дальнем Востоке очень мало. Чиновники с восторгом писали в своих отчетах о трудолюбии корейских крестьян, об огромной урожайности на осваиваемых ими землях, о честности и законопослушности новых переселенцев.
Однако была и другая сторона - «желтые» переселенцы воспринимались властями на Дальнем Востоке как потенциальная угроза, как некая «пятая колона». В администрации края боялись, что заселение земель «азиатами» со временем станет основой для территориальных претензий к России со стороны ее азиатских соседей. Короче говоря, к корейским иммигрантам относились примерно так же, как сейчас - к иммигрантам китайским. Именно поэтому я не мог не улыбнуться, когда не так давно в одной газете, издаваемой корейцами СНГ, прочел репортаж с Сахалина, полный жалоб на «засилье китайцев», которые «наводнили Дальний Восток» и «вознамерились там обосноваться». Столетье назад точно в таком же тоне (и почти в тех же выражениях!) в газетах писали о предках авторов этой статьи…
В результате политика по отношению к переселенцам была весьма непоследовательной. Очень многое зависело от личных взглядов генерал-губернатора. Противником корейцев был Н.А.Корф, бывший генерал-губернатором Приморья в 1880-е годы. С другой стороны, генерал-губернаторы С.М.Духовский (1893-1898) и Н.И.Гродеков (1898-1902) поощряли корейскую иммиграцию и бесплатно давали корейским крестьянам большие земельные наделы. Сменивший их в 1905 г. П.Ф.Унтербергер был противником корейцев и вернулся к дискриминационной политике Корфа (как-то так получалось, что корейцев не любили генерал-губернаторы из российских немцев). Пытались препятствовать переселению в Россию и корейские власти, которые были недовольны тем, что за кордон уходили потенциальные налогоплательщики. Время от времени российские и корейские чиновники даже пытались совместно бороться с корейской иммиграцией в Россию.
Однако корейская община на Дальнем Востоке быстро росла. Притяжение России с ее земельным изобилием и относительно честной администрацией было слишком сильным, а закрыть границу наглухо при тогдашней технике было практически невозможно (никто, впрочем, и не пытался). К рубежному 1917 г. в России проживало уже более 90 тысяч корейцев, причем в Приморском крае они составляли почти треть всего населения. Главным центром расселения иммигрантов стал Посьетский район, находящийся близ Владивостока, на самой границе с Кореей. Корейские переселенцы составили там до 90% всего населения. К началу XX века на Дальнем Востоке действовали многочисленные корейские школы, выходили газеты, работали издательства. Вдобавок, Россия стала и центром политической эмиграции. После 1905 г., когда японские колонизаторы фактически взяли Корею под свой контроль, на территорию России стали уходить противники японцев. Укрывались на русской территории и разбитые японцами партизанские отряды. Уходили в Россию даже целые подразделения корейской регулярной армии, которые отказались подчиниться отданному японцами приказу о разоружении корейских национальных вооруженных сил и до последнего сопротивлялись японским войскам.
В новых условиях Россия стала не только главным центром сопротивления колонизаторам, но и важным центром корейской культуры. После 1910 г. в самой Корее колониальные власти практически запретили книгоиздание и образование на корейском языке, а в других странах тогда корейских общин практически не существовало (переселение в Китай только начиналось, а в Японии и США корейцев тогда не было вообще). Российский Дальний Восток был одним из немногих мест, где корейцы могли относительно свободно издавать литературу на родном языке, вести просветительскую деятельность, и даже заниматься политикой. Впрочем, с политикой следовало проявлять осторожность, так как российские власти после 1907 г. взяли курс на установление дружественных отношений с Японией, и пресекали слишком энергичную антияпонскую деятельность на своей территории. Эти относительные свободы привлекли в Россию многих руководителей антияпонского сопротивления. Однако большинство среди иммигрантов по-прежнему составляли крестьяне нищих провинций северо-восточной Кореи, которых гнали в Россию не столько японские репрессии, сколько обыкновенная нужда.
Переселенцы говорили в основном на северо-восточном (хамгëнском) диалекте, который сильно отличается от литературного сеульского языка - примерно так же, как русский от украинского. Поэтому распространенное среди корейцев СНГ убеждение, что их язык, дескать, был «испорчен» от долгой жизни в России, не имеет под собой никаких оснований. Корейцы СНГ не «испортили» язык, а, наоборот, сохранили говор своих предков, которые отродясь по-сеульски не изъяснялись. Исключением являются корейцы Сахалина, потомки выходцев из южных провинций Кореи, но они оказались на территории СССР много позже - только в 1945 г. В начале XX века возникло и самоназвание российских корейцев - «корëсарам» (явно под влиянием русского названия Кореи, которое в самой Корее не используется уже несколько столетий)
Большинство корейцев переселялось в Россию всерьез и надолго. Чаще всего в Россию уезжали с семьями (или вызывали семьи при первой возможности). Переселенцы стремились получить русское подданство, что было непросто. Чтобы облегчить получение российского паспорта, иммигранты охотно крестились, принимая православную веру - отсюда столь обычные среди корейцев старшего поколения старинные церковные имена, вроде Мефодия, Ювеналия, Агриппины. Стремление к русскому подданству имело вполне материальные объяснения - тем, кто его принимал, было легче получить землю, в то время как иностранные подданные были вынуждены батрачить на кулаков или арендовать у них землю. Корейцы побогаче старались выучить русский язык, а по возможности - и отправить детей в русскую гимназию. К 1917 г. среди переселенцев встречались уже и выпускники российских университетов. Однако эти образованные по-русски корейцы составляли лишь небольшую часть корейской общины, которая в целом продолжала жить очень замкнуто. Большинство корейцев русским языком не владело, что и понятно: в Приморье рядовой крестьянин в начале XX века вполне мог обойтись одним корейским языком. Можно было покупать товары только в корейских магазинах, учить детей в корейских школах, общаться с корейскими старостами, читать корейские книги. Крайней редкостью в те годы были смешанные браки.
К 1917 г. корейская община была уже важным элементом всей жизни российского Приморья. Однако революция 1917 г. стала для российских корейцев (как и для всех жителей нашей страны) началом серьезных перемен.
2. Гражданская война и депортация в Среднюю Азию
Иммиграция корейцев в Россию началась в 1864 г., а к 1917 г. в России проживало около 100 тысяч корейцев, в своем большинстве - крестьян. В России выходили многочисленные корейские издания, существовали многочисленные учебные заведения.
В годы Гражданской войны корейцы в своем подавляющем большинстве активно поддерживали большевиков - факт бесспорный, хотя и ставший в последнее десятилетие неудобным для официальных историков нового призыва. Однако было бы очень странным, если бы корейская община в тех условиях заняла иную позицию (или осталась нейтральной). Большевики обещали покончить с любой дискриминацией нацменьшинств - корейцы были нацменьшинством, к которому власти относились довольно настороженно. Большевики хотели разделить землю поровну - среди корейцев преобладали малоземельные крестьяне. Большевики обещали устроить мировой пожар и покончить с империализмом - Корея была японской колонией. Наконец, на Дальнем Востоке главными союзниками и спонсорами белых были японцы, что делало красных «врагом врага» и, значит, другом даже для многих богатых корейцев, которые при других условиях, пожалуй, и не стали бы поддерживать большевиков.
Среди немногочисленной корейской интеллигенции были и убежденные сторонники большевиков - например, Александра Ким (Станкевич), которая в 1918 г. стала секретарем Хабаровского горкома . Александра Ким была расстреляна белыми, но к концу Гражданской войны в партии большевиков уже состояли многие сотни корейцев. В Приморье действовали десятки корейских партизанских отрядов, общая численность которых к началу 1920 г. достигла 3700 человек. Кроме этого, несколько тысяч корейцев вступили в Красную Армию или воевали в обычных (т.е. некорейских) отрядах партизан. Если учесть, что среди корейцев было всего 30-40 тысяч мужчин, способных носить оружие, то получается, что примерно каждый пятый кореец ушел воевать за большевиков (причем сделал это совершенно добровольно). За оружие против японцев и их русских союзников - белых взялись и многие партизанские командиры, жившие в России после подавления партизанского сопротивления в самой Корее. В этой связи можно вспомнить, например, легендарного Хон Бом До, который еще в 1907-1910 гг. прославился своими дерзкими операциями против японцев, а в годы Гражданской войны стал крупным красным командиром
Гражданская война на Дальнем Востоке закончилась в 1922 г., и поначалу новая власть постаралась сдержать свои обещания. Корейские крестьяне получили землю, в крае стали открываться новые корейские школы (к началу 1930-х гг. их было более 300), в Уссурийске начал работать корейский педтехникум, был основан корейский театр и корейская газета «Сонбон» («Авангард»), которая и сейчас продолжает выходить в Алма-Ате под названием «Корë ильбо». В середине тридцатых годов во Владивостоке был создан корейский педагогический институт, который тогда был вообще единственным корейским высшим учебным заведением в мире (в самой Корее преподавание в вузах велось только на японском языке). Партийные органы, следуя официальной линии на поддержку «нацменьшинств», активно продвигали по службе «национальные кадры» из числа советских корейцев. Неславянское происхождение не только не препятствовало их карьерному продвижению, но, наоборот, помогало ему: власть стремилась продемонстрировать свой интернационализм, который поначалу был вполне искренним. В двадцатые годы появились корейцы-партработники, корейцы-офицеры (или, как тогда выражались, «красные командиры»), корейцы-администраторы. Были созданы национальные корейские сельсоветы, а военнообязанные корейцы проходили службу в корейском полку (26-й стрелковый полк 76-й дивизии). Многие образованные корейцы-коммунисты были направлены на работу в Коминтерн и разведывательные службы.
Тем не менее, не следует идеализировать положение корейцев даже в те благополучные годы. Несмотря на всю интернационалистическую риторику, центральные власти продолжали относиться к ним с подозрением, причем особое беспокойство вызывала продолжавшаяся и в двадцатые годы иммиграция корейцев. Еще в 1925 г. Наркоминдел (так тогда назывался МИД) распорядился «принять все доступные меры для прекращения притока корейцев и китайцев на советскую территорию». Около 1930 г. была реализована давняя мечта приморской администрации - границу с Кореей и Китаем удалось полностью закрыть. С начала тридцатых годов нелегальное движение через границу и, следовательно, нелегальная иммиграция стали невозможны. Именно тогда, по сути, и закончилось начавшееся 70 годами ранее переселение корейцев в Россию. С этого времени корейская община извне уже не пополнялась, а ее связи с Кореей оборвались (исключением являются корейцы Сахалина).
Вдобавок, Корея была японской колонией, и корейцев воспринимали как «почти японцев» и, следовательно, как потенциальных агентов главного противника Советской России на Дальнем Востоке. Компактно проживающие в приграничных районах корейцы вызывали нервозность и в Москве, и у местных властей. В этих условиях и произошла катастрофа 1937 г. - насильственное переселение корейцев, которые таким образом стали первым из «репрессированных народов».
Решение о выселении всех корейцев из приграничных районов и об их отправке в Среднюю Азию было принято ЦК ВКП(б) и Совнаркомом 21 августа 1937 г. (директива №1428-326бсс). Впервые в советской истории принадлежность к определенной этнической группе сама по себе стала достаточным основанием для наказания. Вдобавок, выселению предшествовал террор, свирепый даже по меркам 1937 г. В ходе репрессий были почти поголовно уничтожены выдвинувшиеся в послереволюционные годы партийные руководители, погибли в тюрьмах практически все корейцы-офицеры, была уничтожена вся корейская секция Коминтерна и большинство корейцев, имевших высшее образование. Само переселение прошло осенью 1937 г. Корейцам давали минимальный срок на сбор вещей, а потом грузили в подготовленные эшелоны, по 5-6 семей в товарный вагон. В этих вагонах для перевозки скота и двинулись 170 тысяч корейцев Дальнего Востока на новое место жительства, в Среднюю Азию. Эшелоны прибыли туда в начале зимы 1937-38 гг. Первую зиму пришлось провести в наспех построенных землянках, в которых умерло много детей и стариков (треть всех грудных младенцев не пережила той страшной зимы).
До самой смерти Сталина в 1953 г. корейцы подвергались вполне официальной дискриминации, хотя их положение было куда лучше, чем у других «репрессированных народов» (немцев, калмыков, крымских татар). В отличие от них, корейцы не должны были еженедельно лично являться в «спецкомендатуры» для регистрации, могли передвигаться по территории Средней Азии, а по получении специального разрешения - и за ее пределами. Наконец, корейцы, в отличие от немцев или татар, и в сталинские времена могли учиться в высших учебных заведениях и занимать ответственные посты. Калмык или немец в 1941-1953 гг. не мог стать ни секретарем райкома, ни директором завода, ни офицером НКВД, а вот корейцы на этих должностях время от времени попадались. Тем не менее, дискриминация была ощутимой. В армию корейцев не брали, выезжать за пределы Средней Азии по собственному желанию они не могли. Во время войны корейцев направляли на принудительные работы, в т.н. «Трудармию», где потери от болезней немногим уступали фронтовым. Правда, запрет на службу в армии не распространялся на тех немногочисленных корейцев, которые в 1937 г. проживали за пределами Дальнего Востока и избежали депортации. Многие из них приняли участие в войне, а один - капитан А.П.Мин - стал Героем Советского Союза.
После переселения основная масса корейцев оказалась в Узбекистане в Казахстане. По данным переписи 1959 г., в Узбекистане проживало 44,1% всех советских корейцев, в Казахстане - 23,6%. Расселяли корейцев деревнями, так что в Средней Азии образовывались корейские колхозы, которые в основном специализировались на выращивании риса и овощей. Однако расселение проводилось с таким расчетом, что больших «чисто корейских» районов не возникало, корейские поселки были разбросаны на огромной территории, довольно далеко друг от друга, среди поселков узбекских, казахских, русских. Вдобавок, в 1937-1938 гг. были ликвидированы многие корейские культурные учреждения, прекратил свое существование корейский пединститут и корейское книжное издательство (хотя газета продолжала выходить, сменив название на «Ленин кичхи» - «Ленинское знамя»).
В новых условиях владение русским языком стало жизненной необходимостью. Жить, пользуясь одним только корейским, не могли уже и простые крестьяне. После переселения началось быстрое обрусение корейцев. Большинство корейцев, родившихся до 1920 гг. и получивших среднее образование на Дальнем Востоке, испытывало трудности с русским языком, а вот среди корейцев, рожденных в Средней Азии, уже практически не было тех, для кого корейский язык был родным. Характерной чертой новых времен стало обилие смешанных браков, которые до переселения были крайней редкостью.
В 1945 г. количество советских корейцев резко выросло - за счет присоединения к СССР Южного Сахалина. На его территории находились многочисленные шахты, где работали корейцы, направленные туда в порядке мобилизации японскими властями. К 1945 г. их число достигло 50 тысяч. Среди советских корейцев они образовали весьма своеобразную группу. В своем большинстве сахалинские корейцы были выходцами из южных провинций страны. После присоединения острова они оказались в странном положении: автоматически утратив японское подданство, они не приобрели подданства советского. Часть из них стала гражданами КНДР (в которой они, кстати, никогда не бывали), а большинство долгое время оставалось «лицами без гражданства», которым требовалось специальное разрешение на выезд с острова. В советское гражданство корейцев Сахалина стали принимать лишь после 1970 г.
В таком положении и встретили корейцы СССР свою официальную реабилитацию.
3. От смерти Сталина и до наших дней
Осенью 1937 г. по распоряжению Сталина все проживавшие на Дальнем Востоке корейцы (около 170 тысяч человек) были депортированы в Среднюю Азию. Корейские учебные заведения были закрыты, а сами депортированные корейцы подверглись серьезным ограничениям в своих правах.
Реабилитация корейцев прошла в несколько этапов в 1953-1957 годах. Именно тогда были официально отменены ограничения на передвижение и службу в армии, разрешено было и поселение за пределами Средней Азии. Впрочем, попытки восстановить корейскую автономию, предпринятые некоторыми корейскими интеллигентами старшего поколения, были немедленно и жестко пресечены. Кроме того, некоторые негласные запреты продолжали существовать вплоть до распада СССР. Например, кореец, отправившийся служить в армию, рано или поздно обнаруживал, что не может продвинуться выше подполковника, в то время как иные из его русских, татарских или осетинских друзей по училищу уже сверлят дырочки для генеральских звездочек. Партийная карьера у корейца тоже обычно останавливалась на уровне секретаря райкома.
Это недоверие было вызвано тем, что корейцы, наряду с немцами, евреями, поляками относились к тем «нацменьшинствам», у которых существовали свои государства за пределами СССР. Особисты и чиновники опасались, что такие меньшинства при некоторых обстоятельствах будут действовать во благо своей «исторической родины», но против интересов Советского Союза. Насколько были обоснованы эти опасения в случае с евреями или немцами - говорить не будем, но корейский парадокс заключался в том, что вплоть до конца восьмидесятых годов большинство советских корейцев не ассоциировало себя ни с одним из корейских государств, и не питало никаких патриотических чувств ни к Сеулу, ни к Пхеньяну. О Южной Корее знали лишь, что она представляет из себя «кровавую диктатуру», а доходившие из КНДР слухи о культе личности, терроре и нищете также не вызывали желания гордиться такой страной.
Впрочем, дискриминация корейцев была не слишком сильной, а во многих областях вообще отсутствовала. Уже в семидесятые годы корейцы занимали должности республиканских министров и союзных зам. министров. Без особых проблем шла у корейцев и карьера в системе МВД. Не существовало серьезной дискриминации и в науке, торговле, промышленности, за исключением, возможно, военно-промышленного комплекса.
Продолжался численный рост корейской общины. В 1959 г. в СССР проживало 313 тысяч корейцев, а к 1989 г. - 439 тысяч. Впрочем, к концу советского периода темпы роста замедлились - отчасти из-за перехода к малодетности, а отчасти - из-за распространения смешанных браков, доля которых к концу советского периода достигла 40%.
К концу 1950-х годов русский стал родным языком всей корейской молодежи Средней Азии. Школы с преподаванием на корейском языке были закрыты еще в 1940-е годы, причем это решение, вопреки ставшему модным в последние годы мифу, было принято по требованию самих родителей. Причина понятна: корейцы во все большей степени вовлекались в «большую жизнь», успех в которой напрямую зависел от качества образования. Дорога к преуспеванию в новых условиях лежала не через упорный труд на своем поле, а через вузовский диплом. Очевидно, что поступить в вуз выпускнику русской школы было куда проще. Оставить ребенка в корейской национальной школе означало обречь его на тяжелый и все менее престижный крестьянский труд, и мало кто из родителей желал своему отпрыску подобной судьбы.
Корейский язык преподавался во многих школах корейских поселков в качестве иностранного, но в очень небольших объемах и без особого эффекта - школьники учили язык из-под палки и, в итоге, так его и не осваивали. Продолжала выходить корейская газета, весьма скучная по содержанию, но распространяемая райкомами в обязательном порядке. Действовал и активно гастролировал по всей Средней Азии корейский театр, который в хрущевские и брежневские времена, пожалуй, и был главным центром корейской культуры.
После реабилитации корейцы стали активно уходить из сельского хозяйства. С середины пятидесятых корейская молодежь в массовом порядке пошла учиться в вузы, в том числе и в университеты Москвы и Ленинграда (что, кстати, стало возможным именно в результате перехода на русский язык в школах). К семидесятым годам в корейцы были обильно представлены среди ученых, инженеров, врачей и юристов как в Средней Азии, так и за ее пределами. Появились корейцы - академики АН СССР. В 1989 г. доля лиц с высшим образованием среди корейцев была в два раза (!) выше чем в среднем по СССР.
Впрочем, уход из сельского хозяйства не было полным. Продолжали процветать корейские рисоводческие колхозы, появились и новые корейские поселки за пределами Средней Азии - главным образом, в южной России. Вдобавок, где-то с пятидесятых годов стала распространяться система подряда (кор. кобончжи или кобончжиль), в соответствии с которой корейские бригады стали заключать краткосрочные арендные соглашения с колхозами Средней Азии, южной России и Украины. Арендаторы выращивали овощи или бахчевые, причем особой популярностью пользовался лук. Осенью арендаторы должны были сдать колхозу или совхозу установленный объем продукции, а все остальное поступало в их полное распоряжение и могло быть реализовано на рынке. Корейцы были великолепными огородниками, так что урожайность на снятых ими в аренду полях потрясала даже тертых председателей и директоров. Арендаторов часто обманывали, но в большинстве случаев они возвращались домой с огромной по тем временам прибылью.
Похожие процессы шли и на Сахалине, хотя там у них было немало специфических черт. До 1966 г. там действовали корейские школы, так что сахалинские корейцы сохранили язык, а главным их занятием, помимо сельского хозяйства, оставалось рыболовство и работа на шахтах.
Положение в корейской общине решительно изменилось с началом перестройки. Около 1988 г. начался короткий период «корейского национального возрождения», когда во всех республиках СССР как грибы стали возникать корейские национальные ассоциации и группы. С самого начала это движение характеризовалось старой и, кажется, совершенно неизлечимой болезнью всех корейских общественных движений - фракционностью, следствием которой были постоянные расколы, скандалы и ожесточенное соперничество лидеров. Осложнялась ситуация и соперничеством двух Корей (как ни странно, но нашлись среди советских корейцев и поклонники Пхеньяна - зачастую, правда, небескорыстные).
Поначалу, в 1988-1992 гг., национальное движение пользовалось огромной популярностью: десятки тысяч корейцев двинулись учить «родной язык», вновь пошли разговоры о воссоздании корейской автономии на Дальнем Востоке. Способствовало этой популярности и совпавшее с ней по времени «открытие» Южной Кореи. Впервые у корейцев появился стимул гордиться родиной предков и ассоциировать себя с ней. Очень быстро южнокорейская культура стала восприниматься как «правильная», «истинно-корейская», хотя она во многом отличается от культуры северных провинций, из которых происходили предки большинства корейцев СНГ. Корейцы СССР-СНГ стали осваивать «родной» сеульский диалект, на котором их предки отродясь не говорили, и разучивать «традиционные» обряды, которых совсем иначе проводились в провинциях, откуда когда-то пришли в Россию их прадеды и прапрадеды. Усилия корейских пасторов (и почти демонстративная пассивность православной церкви) привели к тому, что протестантизм южнокорейского образца начал превращаться в национальную религию корейцев СНГ, предки которых были либо православными, либо сторонниками традиционных культов.
Однако весна перестройки длилась недолго, она стала прологом к куда более грозным событиям - распаду СССР. После печально известных посиделок в Беловежской Пуще, «советские корейцы» неожиданно стали «корейцами СНГ», гражданами многочисленных государств, возникших на руинах Советского Союза. Наибольшее количество корейцев оказалось на территории Узбекистана (примерно 200 тысяч), Казахстана (100 тысяч), Киргизии (20 тысяч) и, конечно, России (130 тысяч).
Новые времена принесли новые проблемы. Часть из них была вполне наднациональной, ведь экономический кризис ударил по всем жителям экс-советских республик. Вдобавок, корейцы Средней Азии столкнулись с резким усилением дискриминации по национальному признаку. В этом отношении они оказались в одинаковом положении со всем «русскоязычным населением» региона. Новые режимы зарезервировали места в государственном аппарате и армии за представителями «титульной» нации. Даже в относительно благополучном Казахстане в1994 г. казахи, составляя около 45% населения, занимали 74% должностей в президентской администрации. Дискриминация и обнищание региона привели к массовому выезду корейцев из Средней Азии. Некоторым удалось выбраться на Запад, но большинство направились в Россию Несмотря на усилившийся в последние годы бытовой расизм, корейцы чувствуют себя в Росси комфортнее, чем в Средней Азии. В результате корейское население Москвы, которое в советские времена измерялось несколькими сотнями, к концу 1990-х годов составило 15 тысяч человек. Следует отметить, что в Корею корейцы ехали мало: быстро выяснилось, что в Сеуле их никто не ждет. Вернуться в Южную Корею смогли только некоторые корейцы Сахалина, которые сохранили там старые родственные связи и владели сеульским диалектом.
С другой стороны, перестройка и победа капитализма принесли корейцам немало возможностей. В Средней Азии они были и остаются самым образованным нацменьшинством, в распоряжении которого, вдобавок, есть немалый капитал, а порою - и полезные связи с богатыми сеульскими компаниями. Значительная часть корейцев преуспела в бизнесе и заняла заметное положение в деловой элите СНГ.
В то же время, тот энтузиазм, с которым корейцы встретили «эпоху национального возрождения», оказался недолговечным. Корейская молодежь быстро выяснила, что корейский язык очень сложен, и что владение им не дает видимых житейских преимуществ. Начался отток от культурных центров, которые постепенно превратились то ли в деловые клубы корейской элиты, то ли в фольклорные кружки.
Что же ждет корейцев СНГ? Ассимиляция? Навряд ли. В Средней Азии этому мешает русскоязычие и отношение к исламу, в России - расовый тип и, отчасти, фамилии, там и там - резко усилившееся в последние годы чувство национальной гордости. Массовое возвращение на «родину предков» (так сказать, еврейско-немецкий вариант)? Тоже едва ли: опыт последних лет показал, что «репатрианты» очень плохо приживаются в Сеуле, да и сама Южная Корея - не Израиль и не Германия, политики собирания всех корейцев на полуострове она не проводит и едва ли будет проводить в будущем. Культурное возрождение и возвращение к национальным традициям и корейскому языку? В это верится с трудом, слишком уж сложен корейский язык и слишком мало реальных преимуществ дает владение им рядовому российскому или казахскому корейцу. Возрождение в качестве новой особой этнической группы? Фактически «корейцы СНГ» давно являются такой группой, но едва ли они сами согласятся признать этот факт, слишком уж велико культурное давление Южной Кореи.
Скорее всего, и дальше будут жить в России и иных странах СНГ Кимы и Цои с русскими именами, пристрастием к огородничеству, точным наукам и торговле, русскоязычные (а попросту - русские) корейцы.
Корейцы СНГ: страницы истории
Первый вариант статьи опубликован в "Русском Журнале" (9 и 11 января 2002 года). Здесь приводится существенно расширенный вариант, который был напечатан весной 2002 г. в "Сеульском вестнике".
1. От начала переселения в Россию и до революции 1917 года
Вот уже полтора века живут в России и иных странах СНГ корейцы. Их немало - почти полмиллиона, но и поныне лишь немногие знают о том, как и когда оказались корейцы в России, какова была их история, с какими проблемами сталкивается корейская община сейчас. Истории и нынешнему положению корейцев СНГ и посвящается цикл из трех статей, публикацию которого мы начинаем в этом номере.
В 1860 году российские дипломаты решили воспользоваться сокрушительным поражением, которое англо-французские войска нанесли Китаю в Третьей Опиумной войне, и вынудили китайское правительство подписать Пекинский трактат. В соответствии с этим соглашением, Китай уступал России обширные и малонаселенные территории на правом берегу Амура - земли, которые сейчас мы знаем как Приморье. Одним из последствий этого решения стало и то, что у России появилась и короткая, около 14 километров, граница с Кореей. А всего лишь через 4 года, в 1864 г., на этих новых территориях появился первый корейский поселок, в котором жили 14 корейских семейств. С этих 14 семей началась история не только поселка Тизинхе, но и всей полумилионной корейской общины СНГ.
Чем была вызвана корейская эмиграция в Россию? Тем же, чем и большинство эмиграций - нуждой. Люди вообще-то не очень охотно расстаются с родными местами. Особенно это относится к крестьянам, у которых во все времена и во всех странах существовала репутация неторопливых и прижимистых домоседов - а именно крестьяне на первых порах составили подавляющее большинство корейских эмигрантов. Однако жизнь на родной стороне была не слишком сладкой. Земли не хватало, а чиновники драли с крестьян огромные налоги, временами доходившие до 50% урожая. Официальная ставка налога была куда ниже, но значительная часть собранного в итоге оказывалась в бездонных чиновничьих карманах, и поделать с этим крестьяне ничего не могли. А рядом лежали владения России - огромные просторы, тысячи гектаров необработанных плодородных земель, которыми управляли относительно честные чиновники (впрочем, обычно чиновники поначалу попросту не добирались до поселков нелегальных иммигрантов). И уходили за кордон, через почти неохраняемую в те времена границу крестьянские семьи, и росло число корейских поселков на землях российского Дальнего Востока. К 1880 г. на территории Приморья существовал 21 корейский поселок, а численность корейского населения края достигла 6700 человек (русских крестьян в Приморье тогда было всего лишь 8300). К 1901 г. на территории края проживало уже около 30 тысяч корейцев.
Как встречали корейских иммигрантов в России? По-разному. С одной стороны, российское чиновничество приветствовало иммиграцию - ведь переселенцы-корейцы поднимали целину и собирали немалые урожаи, помогая таким образом решать продовольственную проблему и осваивать огромный безлюдный край. Особенно важным это было до 1900 г., когда еще не была построена Транссибирская магистраль, и переселенцев из России было на Дальнем Востоке очень мало. Чиновники с восторгом писали в своих отчетах о трудолюбии корейских крестьян, об огромной урожайности на осваиваемых ими землях, о честности и законопослушности новых переселенцев.
Однако была и другая сторона - «желтые» переселенцы воспринимались властями на Дальнем Востоке как потенциальная угроза, как некая «пятая колона». В администрации края боялись, что заселение земель «азиатами» со временем станет основой для территориальных претензий к России со стороны ее азиатских соседей. Короче говоря, к корейским иммигрантам относились примерно так же, как сейчас - к иммигрантам китайским. Именно поэтому я не мог не улыбнуться, когда не так давно в одной газете, издаваемой корейцами СНГ, прочел репортаж с Сахалина, полный жалоб на «засилье китайцев», которые «наводнили Дальний Восток» и «вознамерились там обосноваться». Столетье назад точно в таком же тоне (и почти в тех же выражениях!) в газетах писали о предках авторов этой статьи…
В результате политика по отношению к переселенцам была весьма непоследовательной. Очень многое зависело от личных взглядов генерал-губернатора. Противником корейцев был Н.А.Корф, бывший генерал-губернатором Приморья в 1880-е годы. С другой стороны, генерал-губернаторы С.М.Духовский (1893-1898) и Н.И.Гродеков (1898-1902) поощряли корейскую иммиграцию и бесплатно давали корейским крестьянам большие земельные наделы. Сменивший их в 1905 г. П.Ф.Унтербергер был противником корейцев и вернулся к дискриминационной политике Корфа (как-то так получалось, что корейцев не любили генерал-губернаторы из российских немцев). Пытались препятствовать переселению в Россию и корейские власти, которые были недовольны тем, что за кордон уходили потенциальные налогоплательщики. Время от времени российские и корейские чиновники даже пытались совместно бороться с корейской иммиграцией в Россию.
Однако корейская община на Дальнем Востоке быстро росла. Притяжение России с ее земельным изобилием и относительно честной администрацией было слишком сильным, а закрыть границу наглухо при тогдашней технике было практически невозможно (никто, впрочем, и не пытался). К рубежному 1917 г. в России проживало уже более 90 тысяч корейцев, причем в Приморском крае они составляли почти треть всего населения. Главным центром расселения иммигрантов стал Посьетский район, находящийся близ Владивостока, на самой границе с Кореей. Корейские переселенцы составили там до 90% всего населения. К началу XX века на Дальнем Востоке действовали многочисленные корейские школы, выходили газеты, работали издательства. Вдобавок, Россия стала и центром политической эмиграции. После 1905 г., когда японские колонизаторы фактически взяли Корею под свой контроль, на территорию России стали уходить противники японцев. Укрывались на русской территории и разбитые японцами партизанские отряды. Уходили в Россию даже целые подразделения корейской регулярной армии, которые отказались подчиниться отданному японцами приказу о разоружении корейских национальных вооруженных сил и до последнего сопротивлялись японским войскам.
В новых условиях Россия стала не только главным центром сопротивления колонизаторам, но и важным центром корейской культуры. После 1910 г. в самой Корее колониальные власти практически запретили книгоиздание и образование на корейском языке, а в других странах тогда корейских общин практически не существовало (переселение в Китай только начиналось, а в Японии и США корейцев тогда не было вообще). Российский Дальний Восток был одним из немногих мест, где корейцы могли относительно свободно издавать литературу на родном языке, вести просветительскую деятельность, и даже заниматься политикой. Впрочем, с политикой следовало проявлять осторожность, так как российские власти после 1907 г. взяли курс на установление дружественных отношений с Японией, и пресекали слишком энергичную антияпонскую деятельность на своей территории. Эти относительные свободы привлекли в Россию многих руководителей антияпонского сопротивления. Однако большинство среди иммигрантов по-прежнему составляли крестьяне нищих провинций северо-восточной Кореи, которых гнали в Россию не столько японские репрессии, сколько обыкновенная нужда.
Переселенцы говорили в основном на северо-восточном (хамгëнском) диалекте, который сильно отличается от литературного сеульского языка - примерно так же, как русский от украинского. Поэтому распространенное среди корейцев СНГ убеждение, что их язык, дескать, был «испорчен» от долгой жизни в России, не имеет под собой никаких оснований. Корейцы СНГ не «испортили» язык, а, наоборот, сохранили говор своих предков, которые отродясь по-сеульски не изъяснялись. Исключением являются корейцы Сахалина, потомки выходцев из южных провинций Кореи, но они оказались на территории СССР много позже - только в 1945 г. В начале XX века возникло и самоназвание российских корейцев - «корëсарам» (явно под влиянием русского названия Кореи, которое в самой Корее не используется уже несколько столетий)
Большинство корейцев переселялось в Россию всерьез и надолго. Чаще всего в Россию уезжали с семьями (или вызывали семьи при первой возможности). Переселенцы стремились получить русское подданство, что было непросто. Чтобы облегчить получение российского паспорта, иммигранты охотно крестились, принимая православную веру - отсюда столь обычные среди корейцев старшего поколения старинные церковные имена, вроде Мефодия, Ювеналия, Агриппины. Стремление к русскому подданству имело вполне материальные объяснения - тем, кто его принимал, было легче получить землю, в то время как иностранные подданные были вынуждены батрачить на кулаков или арендовать у них землю. Корейцы побогаче старались выучить русский язык, а по возможности - и отправить детей в русскую гимназию. К 1917 г. среди переселенцев встречались уже и выпускники российских университетов. Однако эти образованные по-русски корейцы составляли лишь небольшую часть корейской общины, которая в целом продолжала жить очень замкнуто. Большинство корейцев русским языком не владело, что и понятно: в Приморье рядовой крестьянин в начале XX века вполне мог обойтись одним корейским языком. Можно было покупать товары только в корейских магазинах, учить детей в корейских школах, общаться с корейскими старостами, читать корейские книги. Крайней редкостью в те годы были смешанные браки.
К 1917 г. корейская община была уже важным элементом всей жизни российского Приморья. Однако революция 1917 г. стала для российских корейцев (как и для всех жителей нашей страны) началом серьезных перемен.
2. Гражданская война и депортация в Среднюю Азию
Иммиграция корейцев в Россию началась в 1864 г., а к 1917 г. в России проживало около 100 тысяч корейцев, в своем большинстве - крестьян. В России выходили многочисленные корейские издания, существовали многочисленные учебные заведения.
В годы Гражданской войны корейцы в своем подавляющем большинстве активно поддерживали большевиков - факт бесспорный, хотя и ставший в последнее десятилетие неудобным для официальных историков нового призыва. Однако было бы очень странным, если бы корейская община в тех условиях заняла иную позицию (или осталась нейтральной). Большевики обещали покончить с любой дискриминацией нацменьшинств - корейцы были нацменьшинством, к которому власти относились довольно настороженно. Большевики хотели разделить землю поровну - среди корейцев преобладали малоземельные крестьяне. Большевики обещали устроить мировой пожар и покончить с империализмом - Корея была японской колонией. Наконец, на Дальнем Востоке главными союзниками и спонсорами белых были японцы, что делало красных «врагом врага» и, значит, другом даже для многих богатых корейцев, которые при других условиях, пожалуй, и не стали бы поддерживать большевиков.
Среди немногочисленной корейской интеллигенции были и убежденные сторонники большевиков - например, Александра Ким (Станкевич), которая в 1918 г. стала секретарем Хабаровского горкома . Александра Ким была расстреляна белыми, но к концу Гражданской войны в партии большевиков уже состояли многие сотни корейцев. В Приморье действовали десятки корейских партизанских отрядов, общая численность которых к началу 1920 г. достигла 3700 человек. Кроме этого, несколько тысяч корейцев вступили в Красную Армию или воевали в обычных (т.е. некорейских) отрядах партизан. Если учесть, что среди корейцев было всего 30-40 тысяч мужчин, способных носить оружие, то получается, что примерно каждый пятый кореец ушел воевать за большевиков (причем сделал это совершенно добровольно). За оружие против японцев и их русских союзников - белых взялись и многие партизанские командиры, жившие в России после подавления партизанского сопротивления в самой Корее. В этой связи можно вспомнить, например, легендарного Хон Бом До, который еще в 1907-1910 гг. прославился своими дерзкими операциями против японцев, а в годы Гражданской войны стал крупным красным командиром
Гражданская война на Дальнем Востоке закончилась в 1922 г., и поначалу новая власть постаралась сдержать свои обещания. Корейские крестьяне получили землю, в крае стали открываться новые корейские школы (к началу 1930-х гг. их было более 300), в Уссурийске начал работать корейский педтехникум, был основан корейский театр и корейская газета «Сонбон» («Авангард»), которая и сейчас продолжает выходить в Алма-Ате под названием «Корë ильбо». В середине тридцатых годов во Владивостоке был создан корейский педагогический институт, который тогда был вообще единственным корейским высшим учебным заведением в мире (в самой Корее преподавание в вузах велось только на японском языке). Партийные органы, следуя официальной линии на поддержку «нацменьшинств», активно продвигали по службе «национальные кадры» из числа советских корейцев. Неславянское происхождение не только не препятствовало их карьерному продвижению, но, наоборот, помогало ему: власть стремилась продемонстрировать свой интернационализм, который поначалу был вполне искренним. В двадцатые годы появились корейцы-партработники, корейцы-офицеры (или, как тогда выражались, «красные командиры»), корейцы-администраторы. Были созданы национальные корейские сельсоветы, а военнообязанные корейцы проходили службу в корейском полку (26-й стрелковый полк 76-й дивизии). Многие образованные корейцы-коммунисты были направлены на работу в Коминтерн и разведывательные службы.
Тем не менее, не следует идеализировать положение корейцев даже в те благополучные годы. Несмотря на всю интернационалистическую риторику, центральные власти продолжали относиться к ним с подозрением, причем особое беспокойство вызывала продолжавшаяся и в двадцатые годы иммиграция корейцев. Еще в 1925 г. Наркоминдел (так тогда назывался МИД) распорядился «принять все доступные меры для прекращения притока корейцев и китайцев на советскую территорию». Около 1930 г. была реализована давняя мечта приморской администрации - границу с Кореей и Китаем удалось полностью закрыть. С начала тридцатых годов нелегальное движение через границу и, следовательно, нелегальная иммиграция стали невозможны. Именно тогда, по сути, и закончилось начавшееся 70 годами ранее переселение корейцев в Россию. С этого времени корейская община извне уже не пополнялась, а ее связи с Кореей оборвались (исключением являются корейцы Сахалина).
Вдобавок, Корея была японской колонией, и корейцев воспринимали как «почти японцев» и, следовательно, как потенциальных агентов главного противника Советской России на Дальнем Востоке. Компактно проживающие в приграничных районах корейцы вызывали нервозность и в Москве, и у местных властей. В этих условиях и произошла катастрофа 1937 г. - насильственное переселение корейцев, которые таким образом стали первым из «репрессированных народов».
Решение о выселении всех корейцев из приграничных районов и об их отправке в Среднюю Азию было принято ЦК ВКП(б) и Совнаркомом 21 августа 1937 г. (директива №1428-326бсс). Впервые в советской истории принадлежность к определенной этнической группе сама по себе стала достаточным основанием для наказания. Вдобавок, выселению предшествовал террор, свирепый даже по меркам 1937 г. В ходе репрессий были почти поголовно уничтожены выдвинувшиеся в послереволюционные годы партийные руководители, погибли в тюрьмах практически все корейцы-офицеры, была уничтожена вся корейская секция Коминтерна и большинство корейцев, имевших высшее образование. Само переселение прошло осенью 1937 г. Корейцам давали минимальный срок на сбор вещей, а потом грузили в подготовленные эшелоны, по 5-6 семей в товарный вагон. В этих вагонах для перевозки скота и двинулись 170 тысяч корейцев Дальнего Востока на новое место жительства, в Среднюю Азию. Эшелоны прибыли туда в начале зимы 1937-38 гг. Первую зиму пришлось провести в наспех построенных землянках, в которых умерло много детей и стариков (треть всех грудных младенцев не пережила той страшной зимы).
До самой смерти Сталина в 1953 г. корейцы подвергались вполне официальной дискриминации, хотя их положение было куда лучше, чем у других «репрессированных народов» (немцев, калмыков, крымских татар). В отличие от них, корейцы не должны были еженедельно лично являться в «спецкомендатуры» для регистрации, могли передвигаться по территории Средней Азии, а по получении специального разрешения - и за ее пределами. Наконец, корейцы, в отличие от немцев или татар, и в сталинские времена могли учиться в высших учебных заведениях и занимать ответственные посты. Калмык или немец в 1941-1953 гг. не мог стать ни секретарем райкома, ни директором завода, ни офицером НКВД, а вот корейцы на этих должностях время от времени попадались. Тем не менее, дискриминация была ощутимой. В армию корейцев не брали, выезжать за пределы Средней Азии по собственному желанию они не могли. Во время войны корейцев направляли на принудительные работы, в т.н. «Трудармию», где потери от болезней немногим уступали фронтовым. Правда, запрет на службу в армии не распространялся на тех немногочисленных корейцев, которые в 1937 г. проживали за пределами Дальнего Востока и избежали депортации. Многие из них приняли участие в войне, а один - капитан А.П.Мин - стал Героем Советского Союза.
После переселения основная масса корейцев оказалась в Узбекистане в Казахстане. По данным переписи 1959 г., в Узбекистане проживало 44,1% всех советских корейцев, в Казахстане - 23,6%. Расселяли корейцев деревнями, так что в Средней Азии образовывались корейские колхозы, которые в основном специализировались на выращивании риса и овощей. Однако расселение проводилось с таким расчетом, что больших «чисто корейских» районов не возникало, корейские поселки были разбросаны на огромной территории, довольно далеко друг от друга, среди поселков узбекских, казахских, русских. Вдобавок, в 1937-1938 гг. были ликвидированы многие корейские культурные учреждения, прекратил свое существование корейский пединститут и корейское книжное издательство (хотя газета продолжала выходить, сменив название на «Ленин кичхи» - «Ленинское знамя»).
В новых условиях владение русским языком стало жизненной необходимостью. Жить, пользуясь одним только корейским, не могли уже и простые крестьяне. После переселения началось быстрое обрусение корейцев. Большинство корейцев, родившихся до 1920 гг. и получивших среднее образование на Дальнем Востоке, испытывало трудности с русским языком, а вот среди корейцев, рожденных в Средней Азии, уже практически не было тех, для кого корейский язык был родным. Характерной чертой новых времен стало обилие смешанных браков, которые до переселения были крайней редкостью.
В 1945 г. количество советских корейцев резко выросло - за счет присоединения к СССР Южного Сахалина. На его территории находились многочисленные шахты, где работали корейцы, направленные туда в порядке мобилизации японскими властями. К 1945 г. их число достигло 50 тысяч. Среди советских корейцев они образовали весьма своеобразную группу. В своем большинстве сахалинские корейцы были выходцами из южных провинций страны. После присоединения острова они оказались в странном положении: автоматически утратив японское подданство, они не приобрели подданства советского. Часть из них стала гражданами КНДР (в которой они, кстати, никогда не бывали), а большинство долгое время оставалось «лицами без гражданства», которым требовалось специальное разрешение на выезд с острова. В советское гражданство корейцев Сахалина стали принимать лишь после 1970 г.
В таком положении и встретили корейцы СССР свою официальную реабилитацию.
3. От смерти Сталина и до наших дней
Осенью 1937 г. по распоряжению Сталина все проживавшие на Дальнем Востоке корейцы (около 170 тысяч человек) были депортированы в Среднюю Азию. Корейские учебные заведения были закрыты, а сами депортированные корейцы подверглись серьезным ограничениям в своих правах.
Реабилитация корейцев прошла в несколько этапов в 1953-1957 годах. Именно тогда были официально отменены ограничения на передвижение и службу в армии, разрешено было и поселение за пределами Средней Азии. Впрочем, попытки восстановить корейскую автономию, предпринятые некоторыми корейскими интеллигентами старшего поколения, были немедленно и жестко пресечены. Кроме того, некоторые негласные запреты продолжали существовать вплоть до распада СССР. Например, кореец, отправившийся служить в армию, рано или поздно обнаруживал, что не может продвинуться выше подполковника, в то время как иные из его русских, татарских или осетинских друзей по училищу уже сверлят дырочки для генеральских звездочек. Партийная карьера у корейца тоже обычно останавливалась на уровне секретаря райкома.
Это недоверие было вызвано тем, что корейцы, наряду с немцами, евреями, поляками относились к тем «нацменьшинствам», у которых существовали свои государства за пределами СССР. Особисты и чиновники опасались, что такие меньшинства при некоторых обстоятельствах будут действовать во благо своей «исторической родины», но против интересов Советского Союза. Насколько были обоснованы эти опасения в случае с евреями или немцами - говорить не будем, но корейский парадокс заключался в том, что вплоть до конца восьмидесятых годов большинство советских корейцев не ассоциировало себя ни с одним из корейских государств, и не питало никаких патриотических чувств ни к Сеулу, ни к Пхеньяну. О Южной Корее знали лишь, что она представляет из себя «кровавую диктатуру», а доходившие из КНДР слухи о культе личности, терроре и нищете также не вызывали желания гордиться такой страной.
Впрочем, дискриминация корейцев была не слишком сильной, а во многих областях вообще отсутствовала. Уже в семидесятые годы корейцы занимали должности республиканских министров и союзных зам. министров. Без особых проблем шла у корейцев и карьера в системе МВД. Не существовало серьезной дискриминации и в науке, торговле, промышленности, за исключением, возможно, военно-промышленного комплекса.
Продолжался численный рост корейской общины. В 1959 г. в СССР проживало 313 тысяч корейцев, а к 1989 г. - 439 тысяч. Впрочем, к концу советского периода темпы роста замедлились - отчасти из-за перехода к малодетности, а отчасти - из-за распространения смешанных браков, доля которых к концу советского периода достигла 40%.
К концу 1950-х годов русский стал родным языком всей корейской молодежи Средней Азии. Школы с преподаванием на корейском языке были закрыты еще в 1940-е годы, причем это решение, вопреки ставшему модным в последние годы мифу, было принято по требованию самих родителей. Причина понятна: корейцы во все большей степени вовлекались в «большую жизнь», успех в которой напрямую зависел от качества образования. Дорога к преуспеванию в новых условиях лежала не через упорный труд на своем поле, а через вузовский диплом. Очевидно, что поступить в вуз выпускнику русской школы было куда проще. Оставить ребенка в корейской национальной школе означало обречь его на тяжелый и все менее престижный крестьянский труд, и мало кто из родителей желал своему отпрыску подобной судьбы.
Корейский язык преподавался во многих школах корейских поселков в качестве иностранного, но в очень небольших объемах и без особого эффекта - школьники учили язык из-под палки и, в итоге, так его и не осваивали. Продолжала выходить корейская газета, весьма скучная по содержанию, но распространяемая райкомами в обязательном порядке. Действовал и активно гастролировал по всей Средней Азии корейский театр, который в хрущевские и брежневские времена, пожалуй, и был главным центром корейской культуры.
После реабилитации корейцы стали активно уходить из сельского хозяйства. С середины пятидесятых корейская молодежь в массовом порядке пошла учиться в вузы, в том числе и в университеты Москвы и Ленинграда (что, кстати, стало возможным именно в результате перехода на русский язык в школах). К семидесятым годам в корейцы были обильно представлены среди ученых, инженеров, врачей и юристов как в Средней Азии, так и за ее пределами. Появились корейцы - академики АН СССР. В 1989 г. доля лиц с высшим образованием среди корейцев была в два раза (!) выше чем в среднем по СССР.
Впрочем, уход из сельского хозяйства не было полным. Продолжали процветать корейские рисоводческие колхозы, появились и новые корейские поселки за пределами Средней Азии - главным образом, в южной России. Вдобавок, где-то с пятидесятых годов стала распространяться система подряда (кор. кобончжи или кобончжиль), в соответствии с которой корейские бригады стали заключать краткосрочные арендные соглашения с колхозами Средней Азии, южной России и Украины. Арендаторы выращивали овощи или бахчевые, причем особой популярностью пользовался лук. Осенью арендаторы должны были сдать колхозу или совхозу установленный объем продукции, а все остальное поступало в их полное распоряжение и могло быть реализовано на рынке. Корейцы были великолепными огородниками, так что урожайность на снятых ими в аренду полях потрясала даже тертых председателей и директоров. Арендаторов часто обманывали, но в большинстве случаев они возвращались домой с огромной по тем временам прибылью.
Похожие процессы шли и на Сахалине, хотя там у них было немало специфических черт. До 1966 г. там действовали корейские школы, так что сахалинские корейцы сохранили язык, а главным их занятием, помимо сельского хозяйства, оставалось рыболовство и работа на шахтах.
Положение в корейской общине решительно изменилось с началом перестройки. Около 1988 г. начался короткий период «корейского национального возрождения», когда во всех республиках СССР как грибы стали возникать корейские национальные ассоциации и группы. С самого начала это движение характеризовалось старой и, кажется, совершенно неизлечимой болезнью всех корейских общественных движений - фракционностью, следствием которой были постоянные расколы, скандалы и ожесточенное соперничество лидеров. Осложнялась ситуация и соперничеством двух Корей (как ни странно, но нашлись среди советских корейцев и поклонники Пхеньяна - зачастую, правда, небескорыстные).
Поначалу, в 1988-1992 гг., национальное движение пользовалось огромной популярностью: десятки тысяч корейцев двинулись учить «родной язык», вновь пошли разговоры о воссоздании корейской автономии на Дальнем Востоке. Способствовало этой популярности и совпавшее с ней по времени «открытие» Южной Кореи. Впервые у корейцев появился стимул гордиться родиной предков и ассоциировать себя с ней. Очень быстро южнокорейская культура стала восприниматься как «правильная», «истинно-корейская», хотя она во многом отличается от культуры северных провинций, из которых происходили предки большинства корейцев СНГ. Корейцы СССР-СНГ стали осваивать «родной» сеульский диалект, на котором их предки отродясь не говорили, и разучивать «традиционные» обряды, которых совсем иначе проводились в провинциях, откуда когда-то пришли в Россию их прадеды и прапрадеды. Усилия корейских пасторов (и почти демонстративная пассивность православной церкви) привели к тому, что протестантизм южнокорейского образца начал превращаться в национальную религию корейцев СНГ, предки которых были либо православными, либо сторонниками традиционных культов.
Однако весна перестройки длилась недолго, она стала прологом к куда более грозным событиям - распаду СССР. После печально известных посиделок в Беловежской Пуще, «советские корейцы» неожиданно стали «корейцами СНГ», гражданами многочисленных государств, возникших на руинах Советского Союза. Наибольшее количество корейцев оказалось на территории Узбекистана (примерно 200 тысяч), Казахстана (100 тысяч), Киргизии (20 тысяч) и, конечно, России (130 тысяч).
Новые времена принесли новые проблемы. Часть из них была вполне наднациональной, ведь экономический кризис ударил по всем жителям экс-советских республик. Вдобавок, корейцы Средней Азии столкнулись с резким усилением дискриминации по национальному признаку. В этом отношении они оказались в одинаковом положении со всем «русскоязычным населением» региона. Новые режимы зарезервировали места в государственном аппарате и армии за представителями «титульной» нации. Даже в относительно благополучном Казахстане в1994 г. казахи, составляя около 45% населения, занимали 74% должностей в президентской администрации. Дискриминация и обнищание региона привели к массовому выезду корейцев из Средней Азии. Некоторым удалось выбраться на Запад, но большинство направились в Россию Несмотря на усилившийся в последние годы бытовой расизм, корейцы чувствуют себя в Росси комфортнее, чем в Средней Азии. В результате корейское население Москвы, которое в советские времена измерялось несколькими сотнями, к концу 1990-х годов составило 15 тысяч человек. Следует отметить, что в Корею корейцы ехали мало: быстро выяснилось, что в Сеуле их никто не ждет. Вернуться в Южную Корею смогли только некоторые корейцы Сахалина, которые сохранили там старые родственные связи и владели сеульским диалектом.
С другой стороны, перестройка и победа капитализма принесли корейцам немало возможностей. В Средней Азии они были и остаются самым образованным нацменьшинством, в распоряжении которого, вдобавок, есть немалый капитал, а порою - и полезные связи с богатыми сеульскими компаниями. Значительная часть корейцев преуспела в бизнесе и заняла заметное положение в деловой элите СНГ.
В то же время, тот энтузиазм, с которым корейцы встретили «эпоху национального возрождения», оказался недолговечным. Корейская молодежь быстро выяснила, что корейский язык очень сложен, и что владение им не дает видимых житейских преимуществ. Начался отток от культурных центров, которые постепенно превратились то ли в деловые клубы корейской элиты, то ли в фольклорные кружки.
Что же ждет корейцев СНГ? Ассимиляция? Навряд ли. В Средней Азии этому мешает русскоязычие и отношение к исламу, в России - расовый тип и, отчасти, фамилии, там и там - резко усилившееся в последние годы чувство национальной гордости. Массовое возвращение на «родину предков» (так сказать, еврейско-немецкий вариант)? Тоже едва ли: опыт последних лет показал, что «репатрианты» очень плохо приживаются в Сеуле, да и сама Южная Корея - не Израиль и не Германия, политики собирания всех корейцев на полуострове она не проводит и едва ли будет проводить в будущем. Культурное возрождение и возвращение к национальным традициям и корейскому языку? В это верится с трудом, слишком уж сложен корейский язык и слишком мало реальных преимуществ дает владение им рядовому российскому или казахскому корейцу. Возрождение в качестве новой особой этнической группы? Фактически «корейцы СНГ» давно являются такой группой, но едва ли они сами согласятся признать этот факт, слишком уж велико культурное давление Южной Кореи.
Скорее всего, и дальше будут жить в России и иных странах СНГ Кимы и Цои с русскими именами, пристрастием к огородничеству, точным наукам и торговле, русскоязычные (а попросту - русские) корейцы.
Хотя старались, да.)
