[J.Maro]

Автор: Iren Loxley


Бета: Mellian


Бета: Solar


Пейринг: Драко Малфой/Гарри Поттер


Рейтинг: NC-17


Жанр: Добрая рождественская сказка.


Саммари: Иногда под Рождество случаются самые невероятные происшествия, способные изменить всю дальнейшую жизнь.


Источник:

www.potter-slash.ru


Форум: potterslash.forum24.ru/


Размер: Мини.


Статус: Закончен.


Предупреждение: События происходят в шестой год обучения, канон в расчет не берется.

Это было самое неудачное Рождество в его жизни…


Гарри Поттер, с детства обделенный любовью родных и близких людей, вырос парнем непритязательным и умел ценить те приятные мелочи, которые ему иногда перепадали в жизни. Поездка в Нору к семейству Уизли становилась для него долгожданным праздником, он искренне радовался, получая от Молли очередной вязаный свитер, и был в восторге, когда Гермиона и Рон преподносили ему какие-нибудь мелкие подарки ко дню рождения или под Новый год. С того момента, как он начал учиться в Хогвартсе, он ждал зимние каникулы, чтобы повести их в доме Уизли, в кругу людей, которые искренне любили его и стали для него семьей.
В этот год Поттер ожидал Рождество, как никогда, втайне надеясь на то, что у него появится возможность поговорить с Джинни и попытаться объяснить ей то, что волновало его в последнее время, особенно когда он видел ее в компании Дина Томаса. Гарри возлагал большие надежды на эти каникулы и строил самые смелые планы, предаваясь своим мечтам. Он уже почти решился в рождественскую ночь, после праздничного семейного ужина, пригласить девушку на танец, во время которого обязательно расскажет ей о своих чувствах.
Но его мечтам не суждено было сбыться, и Гарри еще раз убедился в том, что у него с детских лет счастья нет и, судя по всему, не будет. Произошло непредвиденное, из–за чего он за два дня до Рождества оказался в школьном лазарете, лежа на больничной койке с переломом берцовой кости и загипсованной ногой. Все планы и самые смелые мечты в миг были жестоко разрушены, и Поттеру, находящемуся теперь на строгом постельном режиме, от злости и отчаяния хотелось кого-нибудь прибить, или, на крайний случай, дать в морду. Например, Малфою, который лежал на соседней койке с перебинтованной головой и фальшиво стонал.


Все случилось на уроке Зельеварения. Прошли уже те времена, когда Поттер умышленно взрывал котлы на занятиях Снейпа. Он вырос, и подобные детские шалости ушли в небытие. Но, тем не менее, котел рвануло так, что тот разлетелся на осколки. Одна из стен лаборатории от взрыва частично обрушилась, мебель была искорежена, множество стеклянных банок с заспиртованными в них зародышами и прочей дрянью были разбиты вдребезги, разлившиеся смеси и масла воспламенились, и начался пожар. Некоторые из студентов получили ранения различной степени тяжести, в основном ушибы, порезы и ожоги. Гарри мог бы поклясться чем угодно, что все произошло случайно и непреднамеренно, он ни в чем не виноват и сам является жертвой обстоятельств, а не злостным хулиганом и зачинщиком несчастного случая. Но Снейп был иного мнения…
Поттер, оказавшись в самом эпицентре катаклизма, пострадал больше остальных. Во время взрыва его отбросило к стене с такой силой, что от удара он потерял сознание. При неудачном падении парень сломал ногу, а осколками разорвавшегося котла ему поранило запястье. Гриффиндорца в бессознательном состоянии незамедлительно доставили в лазарет, где мадам Помфри применила все свое умение лекаря, чтобы исцелить его раны. Перелом берцовой кости – серьезная травма, с которой парню пришлось бы провести в инвалидном кресле полгода, если бы он оказался в обычной маггловский клинике. Но, благодаря умению школьного колдомедика, Гарри это не грозило, хотя по заявлению мадам Помфри полежать в гипсе все равно придется. Действие эликсира «Костероста» вызывало адскую боль, но он готов был терпеть эти муки, лишь бы сращивание проходило как можно интенсивнее. Поврежденная рука заживала быстрее, но повязку мадам Помфри обещала снять не раньше, чем через сутки. И вот теперь, с загипсованной ногой, перебинтованной рукой, с перспективой вылететь из школы и в отвратительным настроении Гарри ательским составом, погруженный в свои мысли, но его лицо было хмурым, видимо, директор также не исключал возможности, что котел Гарри мог взорвать преднамеренно, чтобы насолить Снейпу в последний учебный день и устроить ненавистному преподавателю веселое Рождество в отместку за наложение дисциплинарного наказания в день решающего матча по квиддичу. Не ощущая дружеской поддержки в лице Дамблдора, Поттер загрустил окончательно. Несмотря на такую поганую ситуацию, в которой он оказался, гриффиндорец все же попытался вставить свое слово в оправдание и доказать, что все это подстава, он ни в чем не виноват, взрывательный порошок в школу не приносил, а кто-то его подсунул, он же в силу своей невнимательности, рассеянности и плохого зрения по ошибке бросил в котел, спутав с каким-то другим ингредиентом. Гарри пытался внести ясность, но его неуместные оправдания и маловразумительный лепет только сильнее разозлили всех преподавателей. Полулысый Снейп, и без того от рождения обделенный какой–либо внешней привлекательностью, сейчас смотрел на него так, что если бы взглядом можно было убивать, Поттер уже давно бы был хладным трупом на радость Темного Лорда. И под тяжестью этого дружелюбного взора гриффиндорец пожалел, что вообще раскрыл рот. Сейчас было не то время, когда его оправдания кто–то стал бы слушать, особенно декан Слизерина. На частичной утрате волосяного покрова неприятности для Снейпа не заканчивались. Именно у него на уроке взорвали котел, покалечили студентов, разнесли часть лаборатории, и теперь это чрезвычайное происшествие будет расследовать специально созданная комиссия, которая может отстранить от преподавания профессора, у которого во время занятий случился такой инцидент. Гарри, сглотнув комок, подступивший к горлу, подумал, что поступил бы очень мудро, если бы до сих пор изображал из себя пребывающего в глубокой коме. А его истеричный смех с последующим оправдательным, но маловразумительным лепетом послужили только дополнительным раздражающим фактором для озлобленного и напуганного преподавательского состава Хогвартса. Атмосфера накалилась до предела, казалось, даже воздух уплотнился и давил на Гарри, но в этот момент Малфой, получивший сотрясение мозга, начал обильно блевать, забрызгивая рвотными массами сочувствующую Паркинсон, которая с визгом вскочила с постели больного. Все внимание присутствующих с Поттера тут же переключилось на старосту Слизерина.


Под вечер страсти немного улеглись, мадам Помфри заявила, что с такими травмами Поттеру и Малфою придется провести в школьном лазарете несколько дней, а это означало, что Рождество они встретят на больничных койках. Гарри еще раз убедился в том, что именно к нему жизнь в последнее время поворачивается исключительно задницей. Все его планы относительно Джинни рухнули почти так же, как одна из опор в лаборатории Зельеварения. Какой-то гад подсунул ему взрывательный порошок, а он по ошибке бросил его в этот чертов котел, и шандарахнуло так, что чуть не поубивало половину присутствующих на уроке студентов. В итоге он сам лежит в гипсе на больничной койке, не имея возможности даже подняться и самостоятельно сходить в туалет, над ним дамокловым мечом висит дисциплинарное слушание и, возможно, даже отчисление из школы, и ко всем его бедам по соседству лежит Малфой и тихо сопит. Такого веселого Рождества Гарри не пожелал бы даже Волдеморту.
Поттер отлично понимал, чем ему все это грозит в будущем. Даже если ему удастся доказать свою невиновность и избежать исключения из школы, Снейп не даст ему спокойной жизни и будет гнобить по любому поводу – до конца года он будет отрабатывать дисциплинарное наказание в чертовой лаборатории, отстраивая ее собственными руками без всякой магии. А думать о том, что он сможет сдать Зельеварение и набрать проходной балл в Аврорат теперь даже не стоит. Тот недобрый час, когда он случайно бросил взрывательный порошок в котел, можно считать часом крушения еще не состоявшейся карьеры мракоборца. На Академию можно было уже забить. Зельеварение он теперь не сдаст никогда, впрочем, судя по реакции некоторых преподавателей, теперь у него наверняка возникнут проблемы и с другими предметами. От всех этих мыслей на душе у Гарри становилось погано и тревожно, перспектива исключения из школы грозила изгнанием из волшебного мира и возвращением к Дурслям вплоть до момента его совершеннолетия. Поттер очень надеялся, что Дамблдору удастся замять эту говнянскую историю, но никаких гарантий не было. Его чуть не исключили из школы за использование магии во время нападения дементоров в прошлом году, а сейчас все было намного серьезнее – несколько студентов пострадали при взрыве котла, а родители кое-кого из этих учащихся являлись членами Попечительского Совета.
Он лежал с открытыми глазами и тупо смотрел в потолок. В палате было светло, за окном висела полная луна, наполняя комнату волшебным сиянием, на улице медленно падали крупные хлопья снега. Из кабинета мадам Помфри, вынужденной остаться под Рождество на работе, негромко раздавался шлягер последнего месяца – песня Селестины Уорлок «Котел, полный горячей и страстной любви». Гарри терпеть не мог эту надоедливую мелодию, которую напевали все девчонки, а при упоминании о котлах у него с недавнего момента сводило зубы. Чтобы отвлечься от незатейливой, но прилипчивой песенки, Поттер принялся анализировать произошедшее, стараясь понять, по чьей вине он здесь оказался. Подозреваемыми номер один были все слизеринцы, находившиеся в тот момент в лаборатории. И Малфой, и его дружок Забини, и кто–то из хорьковых подхалимов могли подсунуть ему взрывательный порошок шутки ради, но, если бы Драко не лежал сейчас на соседней койке, Гарри был бы уверен в своей версии на сто процентов. Ранение Малфоя являлось его железным алиби – вряд ли бы хорек или его дружки остались бы в лаборатории, зная, что там с минуты на минуту все рванет к чертовой матери. По крайней мере, слизеринские гаденыши постарались бы отползти от злополучного котла как можно дальше, чтобы не рисковать своими чистокровными и благородными жопами. Как бы Гарри не хотелось во всем обвинить представителей вражеского факультета, но ему пришлось все–таки склониться ко второй версии – взрывательный порошок ему дал Рон. Конечно же, его друг понятия не имел о том, какое вещество находилось у него в наборе ингредиентов для уроков Зельеварения. Зная сволочный характер близнецов Уизли, не приходилось сомневаться, что это именно они подсыпали порошок Рону в набор. Только никто из них не мог предположить, что он попадет в ту смесь, которую заварил Гарри. У него изначально не задалось с этим зельем, вместо ароматизированной прозрачной жидкости получилась зловонная жижа, похожая на деготь, а когда он случайно высыпал туда взрывательный порошок, произошла жуткая реакция, и его котел превратился в ядерное оружие массового поражения. Винить Рона в случившемся он не мог, друг наверняка не знал о том, что близнецы подсыпали ему в ингредиенты порошок шутки ради, и сам мог бы пострадать от взрыва, если бы Гарри не обратился к нему за недостающим компонентом для своего зелья. Рассказывать о своих догадках на дисциплинарном слушании Поттер не собирался, даже перед угрозой исключения из школы он не подставил бы друга, чтобы выгородить самого себя.
Гриффиндорец так погрузился в свои мысли, что не сразу обратил внимание на характерные звуки, раздававшиеся с соседней кровати, а когда понял, что это значит, его вдруг бросило в жар, кровь мгновенно прилила к лицу, а тело покрылось потом. Малфой учащенно дышал и очень тихо постанывал, но эти стоны резко отличались от того, когда хорек симулировал перед профессорами и колдомедиком. Стон Малфоя был наполнен сладострастием, и Гарри понял, что хорек, решив, что он уснул, начал дрочить под одеялом, и сейчас уже близок к разрядке.
Поттер и сам в последнее время часто гонял в кулак, природа брала свое, и трахаться хотелось так, что постоянно болели яйца. Подружки у него не было, поэтому приходилось заниматься онанизмом, и иногда он дрочил по несколько раз в день. Были моменты, когда на переменах случалось дожидаться очереди в туалетную кабинку, а когда оттуда выходил кто-то из парней, Гарри мог наблюдать, как по кафельной стене медленно стекают липкие потеки спермы. Уединившись, он поспешно приспускал брюки и, глядя на обдроченную стену, принимался поспешно мастурбировать, зная, что своей очереди в кабинку дожидаются другие парни. Быстро вздрочнув на стену, Поттер старался не забывать спускать воду для конспирации и применять очищающее заклятие. Но не всегда это получалось, от нетерпения некоторые начинали стучать в дверь, и тогда тот, кто заходил в кабинку следом за Гарри, через ближайшие несколько минут брызгал спермой туда, куда кончили его предшественники. Почти всегда парни мастурбировали в раздевалке перед квиддичными тренировками и матчами, чтобы снять перед игрой нервное напряжение. Многие это делали по утрам в душе, но чаще всего в постели. Гарри стеснялся заниматься коллективным онанизмом, хотя его это очень заводило, но парень предпочитал дрочить в своей постели, отгородившись от всех пологом и наложив заглушающее заклятие. Симус Финниган, в отличие от остальных, очень часто забывал или просто игнорировал меры предосторожности, и тогда на фоне неестественной тишины в ночи, в гриффиндорской спальне для мальчиков, раздавались сопения, вскрики, приглушенный мат, пыхтение, и в итоге долгий, протяжный стон. Характерные звуки, издаваемые сокурсником, так заводили остальных парней, притворяющихся спящими, что тут же дрочить начинали даже Рон Уизли и Дин Томас, у которых были девушки, и которые могли удовлетворять свои потребности естественным, более приятным методом.
Однажды Гарри умудрился погонять в кулак даже на уроке, за компанию с Роном. В тот день первым предметом была История магии. Многие студенты, проспав, не пришли на этот урок, а половина из тех, кто присутствовал, дремали или занимались своими делами. Профессор Биннс, единственный преподаватель–привидение, нудно и монотонно рассказывал об очередной войне с гоблинами, и на парней, сидящих за последней партой, никто не обращал внимания. Рон всю ночь провел с Лавандой Браун, выклянчив у Гарри мантию-невидимку для подстраховки. Сейчас, в благодарность за услугу, не скрывая гордости и распираемый самодовольством, Уизли, склоняясь к уху Поттера, рассказывал подробности проведенной ночи. Гарри то бросало в жар, то его кожа покрывалась мурашками. Рассказ друга так завел парня, лишенного возможности вести нормальную половую жизнь, что он сразу же почувствовал сильную эрекцию, яйца начали побаливать, и Поттер даже начал ерзать на стуле, чтобы сесть поудобнее. Он бы никогда не стал этого делать в присутствии Рона, а просто попросил бы разрешение выйти в туалет, но Уизли сам завелся и, не в силах сдерживаться, поспешно расстегнул ширинку, схватился вспотевшей рукой за торчащий хуй и, продолжая рассказывать о том, как трахал Лаванду Браун, начал поспешно мастурбировать. Гарри сделал то же самое. Им очень повезло, что у Гермионы в это время были Руны, и она не присутствовала на Истории магии, иначе парням вряд ли бы удалось погонять в кулак во время урока, расположившись за последней партой. На них так никто и не обратил внимания, половина студентов спала, остальные занимались своими собственными делами. Больше Гарри не занимался совместным дрочиловом, даже с Роном, но сейчас гриффиндорец почувствовал, что стоны Малфоя его заводят так же сильно, как в спальне, когда кто–то из его друзей забывал применить заглушающее заклятие. Он ощутил возбуждение, сразу же отозвавшееся напряжением в паху и приятной истомой, которая стала разливаться по всему телу.
Ничего необычного в том, чем сейчас занимался Малфой, не было, как оказалось, слизеринцы тоже люди, хоть и сволочи. И они тоже дрочат – ничто людское им не чуждо. Но все это имело какой-то цепной характер, и стоило одному парню начать гонять в кулак, как у других сразу же возникала эрекция, видимо, из чувства мужской солидарности. Поттер лежал тихо, стараясь даже не дышать, и прислушивался к звукам, доносившимся с соседней кровати, а затем, не в силах терпеть, осторожно приспустил пижамные брюки и здоровой рукой сжал свой напрягшийся член. Вмиг вспотевшая ладонь несколько раз прошлась по стволу, сдвигая крайнюю плоть, то оголяя налитую кровью головку, то вновь пряча ее в чувствительную кожицу. Ощущения были потрясающие, а чувственные стоны Малфоя распаляли в Гарри желание до предела, обостряя все чувства. Рука быстро скользила по члену, сжимая его, дыхание стало учащенным, и Поттер в какой-то миг потерял контроль над собой и сам начал тихо стонать. Он не сразу обратил внимание на то, что со стороны Малфоя всякие движения и звуки в раз прекратились. Ситуация изменилась, теперь Гарри тихо стонал, покусывая губу от удовольствия, а Драко, замерев в своей постели, слушал эти звуки. И вдруг Поттер все понял. Малфой уже давно лежал тихо, а он, позабыв обо всем, мастурбировал под одеялом и стонал, словно последняя блядь. Гриффиндорца бросило в жар, но от испуга желание и возбуждение будто бы возросли многократно. Осознание того, что хорек тоже все знает, почему–то сильно заводило Поттера, а выброс адреналина только добавил остроты его ощущениям, и он крепче сжал член, до предела сдвигая крайнюю плоть с головки, влажной от выступившей смазки.
Все произошло так быстро, что Поттер даже не успел ничего понять. Малфой, несмотря на свое сотрясение мозга, резко поднялся с кровати и направился к нему. Откинув одеяло, Драко увидел перед собой перепуганного Гарри с приспущенными штанами, сжимающего в руке торчащий колом хуй. Гриффиндорец не успел еще осознать весь ужас произошедшего и в какой идиотской ситуации оказался, как Малфой навалился на него, схватил член и, обжигая горячим дыханием, хрипло прошептал:
– Больной ручонкой не очень–то удобно дрочить, правда, Потти? Пожалуй, я готов совершить акт милосердия ради бедного калеки.
У Гарри перехватило дыхание. Он еще успел подумать о том, что Малфой, видимо, башкой ударился достаточно сильно, раз предлагает ему такое, но в следующий миг Драко властно притянул его голову к своему лицу и жадно впился в губы, проталкивая язык между его зубов, и пощекотал нёбо. Слизеринец принялся теребить волосы Поттера, нежно гладил шею, а затем, не переставая дрочить ему член, просунул другую руку под майку гриффиндорца и принялся гладить грудь, сжимать пальцами сосок и слегка его выкручивать. И Поттер понял, что пропал. Он чувствовал себя словно в тумане, как во сне, происходило что–то противоестественное и нереальное, это была самая сумасшедшая ночь в его жизни – он целовался с парнем, который сейчас тискал его, как шлюху, и дрочил ему, а Гарри это чертовски нравилось. В этот момент он даже не вспомнил, что несколько минут назад сожалел о том, что не смог пригласить Джинни Уизли на танец. Сейчас Поттер забыл обо всем на свете. Парень не мог понять, что это – животные инстинкты или просто он оказался таким извращенцем. Прижимаясь разгоряченным телом к Малфою, жадно приникая к его губам, он чувствовал, что хочет, безумно хочет, чтобы все это продолжалось как можно дольше. У гриффиндорца перед глазами все поплыло, тело обмякло, по бедрам пробежал озноб, тело предательски начало расслабляться, готовясь к сексу. Сил и желания противостоять у него не было. Гарри полностью отдался во власть слизеринца, улетая все выше и выше в безграничное пространство наслаждения, и, достигнув определенной высоты, почувствовал, как трудно становится дышать, как кружится голова, как все вокруг превращается в ослепительно–яркую вспышку.
Пока Поттер смутно осознавал происходящее, Драко тем временем сорвал с него майку и принялся лизать его грудь, взмокшую от пота. Мягкие губы слизеринца обхватили темный сосок, а его руки продолжали ласкать плечи Гарри, иногда царапая их ногтями и вызывая приятные мурашки, что еще больше усиливало все ощущения. Неожиданно и резко Малфой укусил сосок, и это стало последней каплей, переполнившей океан наслаждения.
– Ты что делаешь, извращенец хренов? – вздрогнув, хрипло прошептал Поттер, делая тщетное усилие над своей плотью, и, закусив губу, решил таки высвободиться из объятий развратного слизеринца.
Драко не ответил, а еще больше стал тискать и ласкать гриффиндорца.
– А в глаз? – облизнув губы и поспешно толкаясь членом в ладонь Малфоя, прошептал Поттер.
– А в рот? – на миг перестав целовать шею Гарри, ответил Драко, и когда смысл сказанного дошел до гриффиндорца, его снова бросило в жар.
Низ живота сводило мучительно–приятной истомой, а Малфой продолжал целовать и лизать его шею, щекотал языком ушную раковину, отчего у Поттера по разгоряченной коже пробегали холодные мурашки, вылизывал соски, слегка покусывая, а потом их губы снова сливались в глубоком поцелуе. Их тела, мокрые от пота, прижимались друг к другу и терлись, и Поттер, обезумев от охватившей его похоти, чувствовал себя в объятиях Малфоя грязной блядью и извращенцем, смутно осознавая, что ему хотелось бы, чтобы эти ласки продолжались как можно дольше. Он никогда еще не испытывал такого дикого возбуждения, такой животной страсти. Его никто и никогда не ласкал и не дотрагивался до его члена. Яйца ныли от сладостной боли, и он торопливо толкался членом в ладонь Драко. Малфой прижимался к нему и Поттер остро чувствовал какой–то особый запах, который исходил от слизеринца – смесь едва уловимого аромата духов, пота и чего–то еще, терпкого, пьянящего, и Гарри вдруг догадался, что именно так пахнет секс. От Малфоя пахло сексом, и вдруг какая–то необъяснимая животная страсть нахлынула на Поттера и заставила подчиниться своим чувствам и желаниям. Объятия слизеринца сковывали его разум, и он уже не мог сопротивляться своим разбуженным страстям, которые сейчас бушевали в нем и накрывали, подобно океанской волне. Гарри, прижимаясь всем телом к Драко, обхватил его за шею и укусил плечо. Малфой тихо взвыл, то ли от боли, то ли от желания и в следующий миг резким движением, не переставая целовать, перевернул гриффиндорца на живот и навалился, оказавшись полностью на нем.
– Нога, бля! Малфой, сука! – взвыл Поттер, когда от такого резкого движения боль в сломанной конечности отозвалась во всем теле.
– Тихо, мадам Помфри услышит, – хрипло прошептал Драко и схватил Гарри за волосы, вдавливая его лицом в подушку.
Поттер возмущенно замычал, пытаясь вырваться, но Малфой держал его за волосы так, что гриффиндорец не мог пошевелить головой. Другая рука Драко оказалась между ног Гарри, и слизеринец попытался всунуть палец ему в анус. И тут смысл того, что сейчас творилось, ударил в мозг Гарри, и он с паническим ужасом вмиг осознал весь кошмар происходящего и к чему могут привести такие игры. Все, что было до этого, являлось, конечно, извращением, но это была всего лишь игра. Одно дело целоваться или даже немного подрочить друг другу, а совсем другое то, что происходило сейчас. В своем безумии они зашли слишком далеко, и Малфой уже пытается всунуть ему палец в жопу, видимо решив, что для него это в порядке вещей. Гарри безумно испугался. Дядя Вернон, убежденный гомофоб, еще с детства сумел вдолбить ему, что отношения между мужчинами являются грязным извращением. То, что произошло между ним и Малфоем, было каким–то сумасшествием, но то, что сейчас делал слизеринец – уже называлось страшным словом «гомосексуализм».
– Прекрати, не надо! – испуганно прошептал Поттер, и, несмотря на боль в ноге, начал сопротивляться, брыкаться и вырываться, но тщетно. Драко, навалившись на него, крепко держал и вжимал в кровать всем весом своего тела, и, не обращая внимания на попытки сопротивления гриффиндорца, продолжал всовывать палец ему в очко и все–таки сделал это. Поттер от ужаса покрылся холодным потом. То, что сейчас творилось, выходило за рамки нормального, он потерял контроль над ситуацией и сейчас барахтался под слизеринцем, у которого окончательно вышибло все мозги. А хорек в это время проталкивал палец ему в жопу и громко сопел. Вскоре Малфою удалось засунуть уже два пальца, и от боли Гарри чуть не закричал в голос. Драко, снова схватив его свободной рукой за волосы, впечатал лицом в подушку. Гриффиндорец что–то промычал и опять начал дергаться, превозмогая боль в травмированной ноге.
– Не выебывайся, Потти, и не мешай мадам Помфри слушать концерт, – хрипло прошептал Малфой ему на ухо. – Тебе это самому нравится.
Гарри отозвался возмущенным мычанием, пытаясь опровергнуть такое лживое обвинение слизеринца, но вместо этого громко застонал, когда Драко пальцами стал растягивать его тугой анус, подготавливая к проникновению.
– Кто бы мог подумать, что наш гриффиндорский девственник окажется такой развратной сучкой и грязным педиком, – тяжело дыша, сбивчиво шептал Малфой, трахая пальцами очко Поттера, погружая их как можно глубже и проворачивая, чтобы сильнее растянуть сфинктер.
Гарри беспомощно дергался под своим насильником, с ужасом представляя, что сейчас произойдет, но, тем не менее, несмотря на охватившую его панику, возбуждение возросло до предела, а Малфой, словно обезумев от животной страсти, продолжал массировать его анус, обжигая своим горячим дыханием кожу, и сбивчиво, словно безумец, горячо шептал на ухо:
– Сейчас я тебя поимею, гриффиндорская сучка… выебу, как блядь… я тебя заставлю ответить за все, заставлю тебя подчиняться, Потти. Ты грязная шлюха, развратная тварь, я выебу твою жопу, натяну тебя очком на свой хуй по самые яйца, а ты будешь пускать слюни и кончать под себя.
Ближайшая перспектива, высказанная слизеринским маньяком–извращенцем, чуть не довела Поттера до нервного срыва. Он уже не сомневался, что спятивший Малфой все так и сделает – натянет его очком на хуй, и, возможно, даже порвет жопу в кровь. А в подтверждение этого ужасного предположения Драко в тот же миг попытался вставить в анус третий палец, но у него не получилось. От испуга Поттер весь сжался, и, несмотря на то, что Малфой настоятельно требовал расслабиться и получать удовольствие, Гарри не мог. Он осознавал неизбежность изнасилования и покрывался липким потом при мысли о том, что хорек его сейчас трахнет и превратит в грязного пидора. Пальцы слизеринца выскользнули из ануса Гарри, и гриффиндорец, получив временную передышку, на миг подумал о том, что безумие Малфоя прошло, и он его, наконец, отпустит. Но в тот же миг Поттер почувствовал, как в его нетраханную жопу уперся твердый член с вполне определенными намерениями. Дрожь пробежала по коже Гарри, все мышцы сжались до предела, живот свело спазмом и вдруг очень захотелось в туалет.
– Пусти, гад, мне в сортир надо, срочно! – шепотом заорал Поттер, не оставляя попыток вырваться и сбросить с себя сексуального агрессора.
– Не дергайся, Потти, – зашипел Малфой, которого отчаянное сопротивление гриффиндорца возбуждало еще сильнее. – Сначала я тебя выебу, а потом подам тебе судно, – добавил он и принялся растягивать руками ягодицы гриффиндорца, а затем резким движением стал вводить свой член в очко Гарри. Поттер почувствовал острую боль, у него потемнело в глазах, когда в его тугую дырку стал проникать огромный, как ему сейчас казалось, член. Гарри закричал и снова попытался дернуться, но Драко только сильнее навалился на него и прохрипел:
– Не ори, сучка. Расслабь жопу и не обламывай мадам и меня с праздником. Это из–за тебя ей пришлось остаться на работе, а мне загреметь в больницу, поэтому лежи тихо и не лишай нас последней радости. Обосрал людям праздник – расплачивайся жопой, урод.
Чувствуя, что Поттер преднамеренно сжимает анальные мышцы, саботируя их нежный акт любви, Драко вдруг резко ударил кулаком по травмированной ноге гриффиндорца. У Гарри перехватило дыхание и потемнело в глазах, крик застрял где–то в горле, а сильная боль, отдавшаяся во всем теле, привела к тому, что мышцы немного расслабились, и член Малфоя начал проникать в задний проход. Головка проходила трудно, растущая боль в растягиваемом сфинктере просто сводила с ума, и Гарри взвыл. Ему казалось, что Малфой его сейчас порвет своим здоровым хуем. А слизеринец сильно, напористо, но медленно продолжал вводить член в своего любовника. Поттер корчился от боли, а Малфой стонал от удовольствия, и не в силах больше терпеть и сдерживаться, резко двинул бедрами навстречу заднице Гарри и вошел полностью. Поттер, глухо застонав, начал хватать ртом воздух и попытался дернуться, чтобы слезть с хуя насильника, но было уже поздно – Малфой уже имел его в жопу. Сначала медленно, несильными рывками, Драко начал двигаться в его заднем проходе, вводя член не до конца, но постепенно увеличивал силу нажима, проникая как можно глубже в девственное нутро своей жертвы. Гарри вырывался, как мог, испытывая острую и резкую боль в растянутом до предела анусе и дикое желание орать во весь голос, но вместо этого он слышал свое сдавленное хрипение, стоны Малфоя и раздающуюся из кабинета мадам Помфри веселую любовную песенку про котел, полный горячей любви. По иронии судьбы именно из–за котла в этот момент, за считанные минуты до начала Рождества, горячей любовью до предела была наполнена его бедная задница. Гарри тихо взвыл от охватившего его отчаяния, но Драко вдруг замер в нем, схватил за волосы и потянул его голову назад, чтобы через миг впиться горячими губами, вобрав в себя его стон. Остановив стон Гарри своим поцелуем, Драко на мгновение остановился, и гриффиндорец понемногу начал привыкать к новым ощущениям, которые были очень сильные и теперь балансировали на грани боли и удовольствия. С трудом оторвавшись от губ своего любовника, Малфой начал двигаться в нем и вскоре набрал такой темп, что тело Гарри содрогалось каждый раз, когда слизеринец грубо вводил в него свой член. Драко делал резкие поступательные движения и вскоре начал трахать Поттера на всю длину, до предела растягивая жопу гриффиндорца руками и хлопая при каждом рывке яйцами по его ягодицам. Как Малфой и обещал, сейчас он занимался именно тем, что натягивал главную гриффиндорскую задницу на свой хуй по самые яйца.
Драко испытывал ни с чем несравнимые ощущения, и еще никогда не чувствовал такого сильного возбуждения от секса ни с девушками, ни с парнями. Возможно, причина была в том, что Поттер оказался девственником, и сейчас его узкий и горячий анус сжимался от боли и пульсировал при каждом соприкосновении с головкой члена. Малфой был близок к исступлению. Это была самая замечательная рождественская ночь в его жизни. Он трахал Гарри Поттера и получал безумное удовольствие от его беспомощности и подчиненного положения. Драко то ускорял, то замедлял темп, его хуй иногда с громким хлюпающим звуком выскальзывал из задницы Поттера, при этом из открытого очка выходил накаченный туда воздух, и Гарри подвергался еще большему унижению, не в силах сдерживаться, непроизвольно пердел. Вынув в очередной раз из задницы своего любовника хуй и с удовольствием слушая, как из нее с громким неприличным звуком выходит воздух, Драко подождал несколько секунд, а потом медленно, не обращая внимания на незначительное сопротивление гриффиндорца, опять насадил жопу Гарри на свой член так, что яйца впечатались в его ягодицы. Драко вцепился рукой в волосы гриффиндорца и несколько раз рванул на себя что было сил его тело.
К этому времени Поттер сам был на пике блаженства. Темп Малфоя усиливался так же, как и росло возбуждение Гарри. Он приглушенно стонал и даже что–то шептал, но волна горячего анального наслаждения разрасталась все сильнее, разливаясь по всему телу. Жопе было горячо и очень сладко. Поттер непроизвольно начал делать поступательные движения, приподнимая задницу навстречу члену своего насильника. От осознания того, что его сейчас ебет в жопу Драко Малфой, просто ехала крыша, и он заходился в каком–то исступлении. Сейчас он полностью отдавался своим инстинктам, животной страсти и похоти, сознание было затуманено одним лишь желанием. Его безумно возбуждал сам факт присутствия в нем инородного тела. Он сходил с ума при одной только мысли о том, что с ним сейчас происходило, и похотливо стонал от восхитительного ощущения, когда яйца Малфоя шлепали по его ягодицам.
Драко просто озверел. Его движения стали настолько стремительны, что Гарри едва мог дышать под ним. Он насаживал своего любовника в бешенном темпе, вцепившись в его волосы, а Поттер подмахивал ему жопой, ритмично двигая бедрами, позабыв о боли в травмированной ноге. Фрикции Малфоя стали неистовыми. Он чуть не вырвал клок волос Поттеру, и тот, стиснув зубы от боли, прошипел:
– Су–у–у–ка.
Не в силах больше сдерживаться, с хриплым стоном Драко начал кончать, изливаясь в кишечник Гарри. Струи спермы стали вырываться из его члена и наполнять нутро любовника. Анус Гарри плотно сжимал пульсирующий член, толчками выплескивающий сперму. Тело гриффиндорца тут же отозвалось сладостно–тягучим наслаждением, мощный оргазм захватил его, и, задрожав, он начал кончать, непроизвольно приподнимая жопу и прижимаясь взмокшими от пота ягодицами к лобку Драко. Их тела содрогались от наслаждения, Гарри, забрызгивая простыню спермой, глухо стонал, уткнувшись лицом в подушку, сжимая ее зубами. За окнами медленно падали крупные хлопья снега, школьные часы на Астрономической башне вели последний отсчет уходящего времени, негромко раздавалась песенка «Котел, полный горячей и страстной любви», а Гарри лежал на мокрых простынях и чувствовал, как из его ануса вытекает еще теплая сперма Малфоя. Они лежали на кровати, тяжело дыша. Часы прекратили свой бой и Драко, склонившись к уху Гарри, прошептал:
– Веселого Рождества, Поттер.




Гарри лежал очень тихо, и казалось, что он даже не дышит. Он знал, что Малфой, вернувшись в свою постель, сейчас тоже не спит, хотя лежит так же беззвучно. Поттер пытался осмыслить то, что только что произошло между ними. Лежа на мокрой, обконченной простыне, и чувствуя, как сперма Малфоя подсыхает на его ляжках, Гарри понимал, что его жизнь с этого момента изменилась, и он сам стал другим. Возврата к прошлому уже не будет. Он всегда считал себя нормальным парнем и вдруг в один миг осознал свою настоящую сущность, а вся ужасная правда заключалась в том, что он оказался гомосексуалистом. Поттер пытался внушить сам себе, что не мог предотвратить случившееся, Малфой изнасиловал его, а он был беспомощен в тот момент и не способен оказать сопротивление. Но, несмотря на все эти доводы, которыми Гарри пытался успокоить свою совесть, он так и не смог обмануть сам себя. Все, что произошло между ним и Малфоем – ему понравилось. Это был даже не секс, это было слияние двух тел в едином любовном порыве, и к своему стыду гриффиндорец чувствовал, что хотел бы, чтобы это все повторилось снова. Он все еще ощущал в себе присутствие инородного тела, анус саднил и немного болел, но эта тупая, пульсирующая боль доставляла больше удовольствия, чем неприятные ощущения. Гарри пытался сосредоточиться на них, прочувствовать до конца, а мысль о том, что он отдался парню, становилась мощным возбудителем. Поттер уже ощущал повторную эрекцию, которая возникла от одних только воспоминаний о только что случившемся. Парень испытывал противоречивые чувства от всего того, что произошло между ним и Малфоем. Признаться даже самому себе в том, что оказался педиком и извращенцем, было невыносимо трудно, но он понял, что это и есть самое сильное наслаждение и самая большая радость в жизни, именно в тот момент, когда чувствовал как их тела буквально растворялись друг в друге, когда они становились единым целым, а он, приняв в себя Драко, ощущал его каждой клеткой. В первый раз было больно и очень стыдно, но потом, когда Малфой начал натягивать его жопой на хуй и принялся неистово трахать, в какой–то момент все мысли вдруг стали о том, чтобы слизеринец засунул как можно глубже и трахал как можно дольше. И потом, во время дикого оргазма, когда он кончал так, что сводило скулы, и долго лежал в истоме, вжатый в кровать любовником, который даже не потрудился снять со своего члена его задницу, Поттеру вдруг открылась простая истина – это и есть рай, который он внезапно обрел в объятиях другого парня. И как только он это понял, все встало на свои места – и все его неудачные попытки в отношениях с девушками, и эрекция во время того, когда кто–то из друзей дрочил в своей постели, и то, как он завелся, слушая стоны Малфоя. Сейчас он узнал правду о самом себе. И он пока не понимал, что с этой правдой теперь делать и как жить дальше. Он знал, что уже не сможет поехать к Уизли на каникулы. После того, что произошло с Малфоем, ни о каких взаимоотношениях с Джинни уже не могло быть и речи, он просто не сможет теперь посмотреть ей в глаза, и он боялся, что Рон случайно догадается обо всем. Поэтому Гарри намеревался скрывать от всех то, что он оказался геем. Но он так же понимал, что разбуженная в нем сексуальность и чувственность в самое ближайшее время снова заявят о себе, и ему придется что–то с этим делать. Поттер не мог никому об этом сказать, не мог искать себе партнера–любовника, боясь огласки и позора, но ему все равно придется теперь что–то предпринимать, потому что, познав настоящий секс, а не жалкое дрочилово, он уже не сможет удовлетворять себя сам, как это было раньше. Теперь ему нужно нечто большее, а это мог дать ему только Малфой.
При размышлении о Драко в сознании Гарри еще вставал некий мысленный барьер, срабатывала та неприязнь, которая складывалась и подпитывалась годами. Гриффиндорец еще пытался думать о хорьке, как о ненавистном враге, но, ощущая как сладостно свербит в жопе, сперма любовника подсыхает, слегка стягивая кожу, а член снова наливается кровью, и все мысленные барьеры рассыпались, как карточный домик. Хотелось вопреки гордости просить и умолять слизеринца вставить ему снова, засадить по самые яйца так, чтобы захватывало дух, чтобы жопа болела от такого грубого вторжения и напора, но снова появилось это пьянящее чувство покорности и беспомощности. Гарри вдруг отчаянно захотелось ощутить себя не Избранным и спасителем волшебного мира, суперменом, на которого с детства взвалили непосильное бремя ответственности, и который должен быть сильным и несгибаемым, потому что от него все ждали великого подвига, а внезапно захотелось оказаться слабым и беспомощным, развратным и порочным, превратиться в шлюху, в подстилку, чувствовать себя униженным, покоренным и оттраханным. Ему так понравилось подчиняться безумной, всепоглощающей страсти Малфоя, когда слизеринец взял инициативу в свои руки и уже не отпускал его, несмотря на сопротивление. Это была неведомая сила, завладевшая Гарри Поттером, и он перестал противиться и покорился Драко Малфою и своим собственным порывам и скрытым порокам. Это было так сладко, когда Драко натягивал его жопу на свой член, вжимаясь яйцами ему в ягодицы. От этого перехватывало дыхание, перед глазами все плыло, в ушах шумело, воздуха не хватало, и он задыхался от восторга и наслаждения. Он даже представить не мог, что оргазм может быть таким, и теперь, единожды познав это, Поттер знал, что не в его силах отказаться от всего этого.
Он лежал очень тихо, терзаясь переживаниями, своей совестью и противоречиями в их с Драко отношениях. Гарри боялся даже пошевелиться, и знал, что Малфой тоже не спит, думая о чем–то своем. Поттер понял сразу, что для слизеринца секс с парнем не является первым в его жизни, хорек оказался очень опытным любовником, и гриффиндорец сейчас, переживая все заново в своих воспоминаниях, чувствовал укол ревности, завидуя тем парням, которые имели возможность делить с Драко постель. И все эти выразительные взгляды Малфоя и Забини вдруг приобрели для Поттера совсем иной смысл....


Он уснул только под утро, а когда проснулся, разбуженный мадам Помфри, пришедшей снять повязку с его руки, вдруг обнаружил, что слизеринца уже не было в палате.
– А где Малфой? – осторожно поинтересовался Поттер, стараясь, чтобы его голос не дрожал от охватившего волнения.
– Сегодня утром я выписала мистера Малфоя, потому что он полностью восстановил здоровье и может отправляться домой.
– А… – медленно протянул гриффиндорец, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.
Вот и все, волшебная рождественская ночь, в которую случилось самое необычное происшествие в его жизни, закончилось. Драко уехал домой в свой чертов замок на каникулы, а он остается здесь, один, со своими мыслями, чувствами, переживаниями, свалившейся на него правдой о его гомосексуальной наклонности. И на этот раз ему никто не сможет помочь, он не сможет искать помощи у своих друзей, которые как–то сразу отошли на второй план, будто бы и не было между ними всех этих лет дружбы. За одну ночь все изменилось, и возврата к прошлой жизни уже не было. Он остался в одиночестве и теперь обречен на то, чтобы страдать от неудовлетворенности и ревности, которая изо дня в день будет разъедать его душу, когда он будет видеть Драко с проклятым итальянцем.
– Веселого Рождества, Гарри, – с улыбкой произнесла мадам Помфри, потрепав его по щеке.
– А когда вы меня выпишите? – угрюмо поинтересовался Поттер.
– Думаю, завтра снимем гипс, и ты сможешь отправиться к своему другу мистеру Уизли.
– Угу, – промямлил Гарри в след удаляющейся медичке, которая начала напевать себе под нос веселую песенку про чертов котел.
Поттер уже знал, что никуда не поедет, а останется в Хогвартсе. Из преподавателей в школе остались только Снейп и Хагрид. Дамблдор куда-то постоянно отлучался, а мадам Помфри, выполнив свой долг, тоже покинет замок в самое ближайшее время, и ему придется все эти унылые дни проводить в Гриффиндорской гостиной, чтобы лишний раз не столкнуться с проклятым зельеваром, или шататься по замку, скрываясь под мантией–невидимкой. Это будут самые унылые каникулы в его жизни, отягощенные мыслями о Малфое и ожиданием дисциплинарного слушания, которое назначили на первый учебный день. Сейчас отчисление из школы представлялось Гарри более трагичным, чем раньше, это грозило уже не только изгнанием из волшебного мира и возвращением к Дурслям, но и невозможностью встретиться с Малфоем и попытаться повторить то, что произошло между ними этой ночью.


На следующее утро мадам Помфри поздравила Гарри с полным выздоровлением и выписала из школьного лазарета. Парень направился в свою гостиную и провел там весь день, оставаясь один на один со своими мыслями; а ночь была наполнена воспоминаниями, переживаниями, смутными образами, что в итоге закончилось испачканными простынями и беспокойным, тревожным сном.
Утром Поттер решил опоздать на завтрак, чтобы не встречаться со Снейпом. Всегда наполненный шумом и людьми, сейчас Хогвартс производил на Гарри гнетущее впечатление. Каждый шаг отдавался глухим эхом в пустых коридорах, а присутствие призраков только подчеркивало его одиночество и разрастающееся чувство отчаяния. Он будто бы оказался единственным живым в мире мертвецов. В то время, когда он так страстно желал любви и секса, его окружали только бестелесные субстанции.
Тяжелые дубовые двери Большого зала распахнулись перед ним, Поттер понуро вошел в огромное помещение и вдруг замер, открыв рот. За длинным слизеринским столом, спиной ко входу, сидел Драко Малфой, низко опустив белокурую голову, и уныло ковырялся ложкой в тарелке с овсянкой. У Гарри во рту все пересохло, сердце подпрыгнуло куда-то высоко и забилось очень быстро и часто. Драко Малфой сидел здесь, в Большом зале, так близко от него. Слизеринец никуда не уехал, несмотря на все доводы разума и логичность поступков. Он остался в пустой школе, и Гарри не мог понять, почему он это сделал. Но, несмотря на аргументы, которыми руководствовался Малфой, Поттер вдруг осознал, что стоит как идиот в дверях Большого зала, пялится на слизеринца и глупо улыбается. И в этот момент все переменилось, мир снова наполнился звуками и красками. Гарри вдруг заметил прекрасные рождественские елки, украшенные игрушками и мерцающими свечами, а крупные снежинки, совершавшие красивый, замысловатый танец под волшебным потолком зала, таяли в воздухе, не долетая до каменных плит пола. Поттер, продолжая глупо улыбаться, даже не обратил внимания, как начал напевать себе под нос дурацкую песенку про котел, полный горячей и страстной любви. Он шел к своему гриффиндорскому столу, не зная, что с ним происходит, но ощущал распирающее, одуряющее чувство счастья оттого, что мог сейчас пялиться в спину человека, которого несколько лет считал своим врагом. Гриффиндорец знал, что Малфой слышит его шаги, которые звучали неестественно громко в пустом помещении, но слизеринец так и не обернулся. Поттер присел за свой стол, продолжая сверлить спину любовника пристальным взглядом. В его голове перепутались все мысли, хотелось подойти к слизеринцу, хотя он не знал, что ему сказать. Одновременно хотелось убежать из зала, но это было бы совсем глупо и трусливо. А больше всего Гарри сейчас хотелось снова отдаться Драко, не важно где и как, хоть прямо здесь, на столе, раздвинув ноги, как последняя шлюха, или под елкой, встав на карачки и соблазнительно выставив жопу. Смотреть на слизеринца, вспоминать его горячее дыхание и терпеть эту сладостную пытку у Гарри уже не было никаких сил. Член призывно напрягся, по телу пробежали мурашки, и парня начало лихорадить от охватившего его волнения и возбуждения. Он опустил руку под стол и принялся гладить свою промежность, не отрывая взгляда от сидящего напротив любовника, посылаю ему в затылок любовные флюиды.
Но в этот момент, когда Поттер терзался мыслями, как же ему поступить и что сделать, Малфой вдруг встал со скамьи и, не глядя в его сторону, будто бы он был скрыт мантией-невидимкой, направился к выходу. Гарри, охваченный паникой и понимая, что любовник уходит, вскочил из-за стола, не осознавая что делает, и бросился наперерез слизеринцу.
– Тебе чего, Поттер? – холодно поинтересовался Драко в свойственной ему манере, так, будто бы между ними ничего и не было.
– Ты почему из Хогвартса не уехал? – на одном дыхании выпалил Поттер, не понимая до конца смысла вопроса, но чувствуя, что именно это для него сейчас самое важное.
– Не твое дело, – буркнул Малфой, отталкивая Гарри со своего пути, чтобы пройти, но избавиться от упертого гриффиндорца было не так-то легко.
– Надо поговорить, – возбужденно произнес Поттер, чувствуя, как у него горят щеки и бешено колотится сердце.
– Нам не о чем говорить, – заметно побледнев, надменно ответил Малфой.
– Как это не о чем?! – пораженно воскликнул гриффиндорец. – Ты меня трахнул, мать твою!
– Забудь об этом, – отчеканил слизеринец и предпринял очередную попытку покинуть Большой зал.
– Забыть?! Ты что, спятил? Такое не забывается, знаешь ли... У меня жопа до сих пор болит.
– Послушай, Потти... – помолчав, медленно процедил Драко, от волнения облизнув губы, – Я ничего не помню и не понимаю, о чем ты говоришь. У меня была амнезия, частичная потеря памяти, но если между нами что-то было и ты намерен разболтать об этом всей школе или начнешь меня шантажировать, то наш адвокат легко сможет доказать что ты лжец и клеветник. Я находился в состоянии аффекта, с черепно-мозговой травмой, по твоей, кстати, вине, и в чем ты намерен меня обвинять – я ничего такого не помню и доказать это невозможно, свидетелей не было и свечку никто не держал. Так что засунь в свою больную пидористическую жопу жалкие попытки шантажа и мой тебе совет, перед тем как раскроешь рот, включи свои гребаные гриффиндорские мозги. Ты сейчас не в том положении, Потти, чтобы угрожать мне, над тобой висит реальная угроза исключения из школы, а если начнешь болтать об этом, еще и в Азкабан загремишь за подрыв школы, и старый маразматик тебе не поможет. Так что, пошел в жопу, придурок, и прочь с дороги.
Вся кровь прихлынула к лицу Гарри, а затем так же быстро отлила, и гриффиндорец смертельно побледнел.
– Малфой... э...э...э... Драко, о каком шантаже ты говоришь? Я не....
Слизеринец смотрел на него, слегка прищурив глаза, готовый в любой момент нанести ответный удар.
– Я не...
– Что ты хочешь, Поттер? – теряя терпение, отчеканил Драко.
– Я хочу...э...э...э.... я хочу... – Гарри от волнения запустил руку в волосы и взлохматил их еще сильнее. Он так разволновался, что не знал, что сказать, но вдруг на одном дыхании выпалил: – Я хочу, Малфой!
– Хочешь? – удивленно переспросил Драко, до которого начал доходить смысл происходящего. – Хочешь сказать, что тебе....
Поттер утвердительно кивнул, снова чувствуя, как от стыда запылали щеки.
– Тебе ж вроде не понравилось? – взволнованно произнес Малфой, на шаг ближе подойдя к Гарри.
– Ты ж не хрена не помнишь, – парировал Поттер. – У тебя ж амнезия.
– Частичная, – выдохнул Малфой и, не дожидаясь, пока гриффиндорец скажет что-то еще, Драко вдруг обнял его, крепко прижимая к себе и ощущая эрекцию дрожащего от возбуждения Гарри.
– Ты уверен? Уверен, что хочешь этого? – прошептал Малфой в самое лицо смущенного любовника, поглаживая рукой его промежность.
– Уверен, – охрипшим голосом, очень тихо, ответил Поттер и в следующий миг сам обвил руками шею Драко и, сбиваясь и путаясь, горячо зашептал: – Я очень хочу, Малфой, пожалуйста, я все время думаю об этом, о тебе и обо мне, о том, что произошло между нами.... Я...я...э… кажется, тебя люблю, – выпалил Гарри и, испугавшись того, что только что сказал, закусил губу, чувствуя, как глаза вдруг предательски защипало и он часто заморгал.
– Обалдеть можно, – пораженно произнес Малфой, продолжая одной рукой прижимать к себе гриффиндорца, даже через одежду чувствуя жар, исходящий от его тела, а другой ласкать его между ног. И вдруг, резко отпустив Гарри из объятий, Драко схватил его за руку и потащил за собой. – Пойдем!
Поттер находился в состоянии, близком к трансу. Происходящее больше напоминало ему бредовый сон с элементами легкой эротики, после которых обычно просыпаешься с мокрыми пятнами на штанах. Малфой, крепко сжав ладонь, тащил его за собой, и они поспешно направлялись к большой елке, украшающей обеденный зал. Сердце Гарри учащенно колотилось в груди, член будто разрывался от напряжения, больно сдавленный тканью джинсов, которые вдруг стали чертовски тесными. Драко прижал его к стене, схватил за ремень и начал торопливо расстегивать. Через миг брюки Гарри вместе с трусами сползли до колен, и взору слизеринского принца предстала главная гриффиндорская палочка, нагло оттопыривающаяся в его сторону и требующая ласки и нежности. Малфой поспешно расстегнул ширинку и приспустил свои брюки. Два непримиримых врага, возненавидевшие друг друга с детства, сейчас стояли с призывно торчащими членами, которые чуть соприкасались, отчего по разгоряченным телам возбужденных до предела парней пробегала дрожь подобно электрическому разряду. А затем Драко положил руки на плечи Гарри и слегка надавил, принуждая опуститься на колени. Поттер догадался, чего хочет его любовник, и вдруг сильно смутился.
– Э...э...э... я это никогда не делал, – промямлил он, понимая, что отступать все равно уже поздно и ему придется исполнить желание слизеринца.
– Я тебе сейчас преподам мастер–класс, Потти, – учащенно дыша от возбуждения, произнес Малфой, сильнее нажимая на плечи любовника.
У Гарри все поплыло перед глазами, все мысли смешались, низ живота свело сладким спазмом, он почувствовал неимоверное возбуждение. Гриффиндорец медленно опустился на колени, и перед его лицом оказался призывно поднятый член Драко Малфоя. Поттер крепко зажмурился, глубоко вдохнул и, приблизившись к паху слизеринца, высунул язык и осторожно лизнул залупу, как самый изысканный десерт, стремясь ощутить вкус своего любовника.
«Ни хрена себе каникулы… я стою под елкой, на коленях, и отсасываю Малфою» – пронеслось у Гарри в голове, и это была его последняя осознанная мысль, потому что в следующий миг Драко надавил ему на затылок ладонью, вталкивая член в рот, и Поттер позабыл обо всем на свете, потеряв ощущение реальности происходящего и ход времени.

То, что произошло в ночь перед Рождеством, навсегда изменило жизнь героя магической Британии. Это были самые замечательные каникулы в его жизни, и юные любовники, забывая обо всем на свете в объятиях друг друга, мечтали только об одном – чтобы это не закончилось никогда.лежал на больничной койке, в то время как все семейство Уизли собралось в небольшой гостиной на праздничный ужин. От этих мыслей на душе Поттера становилось еще паскуднее, а близкое присутствие Малфоя зарождало в сознании гриффиндорца крамольные мысли о том, что если хорек не заткнется и не перестанет вздыхать и стонать, он возьмет–таки костыль и запустит им в слизеринского гаденыша.
Драко оказался вторым тяжело пострадавшим в результате взрыва котла и частичного разрушения кабинета Зельеварения. Впоследствии все оказалось не так трагично, как представлялось изначально. У Малфоя было сотрясение мозга, рассеченная бровь, несколько ушибов и порезов. Но, когда все только произошло, бессознательный Драко с окровавленным лицом лежал под обломками парты, а Пенси Паркинсон страшно голосила, склонившись над ним. На фоне хаоса и всеобщей паники это зрелище многих повергло в шок и довело до истерики. В тот момент большинство присутствующих подумали, что слизеринец погиб. Зрелище было не для слабонервных. Вопли Паркинсон вносили дополнительное смятение в ряды перепуганных до смерти учащихся, а вид крови, которая из рассеченной брови заливала лицо Малфоя, превращая его в чудовищную маску, некоторых впечатлительных особ довело до обморочного состояния. Первым лишился чувств манерный красавчик Блейз Забини, следом за ним рухнули несколько девиц. Вид Драко давал все основания предположить, что слизеринец если не погиб, то находится при смерти, поэтому на фоне этой неразберихи его немедленно доставили в больничный лазарет. Когда Малфой очнулся и получил первую медицинскую помощь, мадам Помфри была категорически против того, чтобы отпускать его из школы в таком состоянии. Драко вынужден был остаться в Хогвартсе на пару дней под присмотром колдомедика и пропустить празднование Рождества дома. Слизеринец не скрывал своего разочарования и недовольства по этому поводу. Обиду он компенсировал громкими стонами, симулируя жестокие страдания, таким образом еще больше нагнетая обстановку и подливая масла в огонь на фоне всеобщего негодования, вызванного поступком подрывника-любителя Поттера. Гарри отлично понимал, что своими жалостливыми стенаниями в присутствии профессоров злорадная слизеринская сволочь пытается вызвать к себе сочувствие всего преподавательского состава и добивается таким образом его исключения из школы, как опасного для общества элемента.
Взрыв произошел в последний учебный день перед зимними каникулами, и никто из студентов не выказал желания остаться в лазарете. Всем пострадавшим была оказана необходимая медицинская помощь, и под вечер перебинтованные, но счастливые, учащиеся поспешно покидали Хогвартс, чтобы встречать предстоящее Рождество с родственниками и друзьями дома, в семейном кругу. Завалы и разрушения частично ликвидировали, в этот же день была создана комиссия из преподавателей, чтобы разобраться в причинах этого инцидента еще до того, как в Хогвартс могут заявиться инспектора из Департамента по образованию при Министерстве Магии или представители Совета Попечителей.
В первый момент, когда Гарри только очнулся, он смутно смог разглядеть рядом с собой толпу народа, которая приобрела очертания и узнаваемость, только когда он попытался сфокусировать зрение. На соседней кровати лежал смертельно бледный Малфой с перевязанной окровавленными бинтами головой. Его окружала группа слизеринцев, Паркинсон продолжала подвывать, как скорбящая вдова, трепетно удерживая раненого хорька за руку, и своими стенаниями только нагнетала и без того напряженную обстановку. В палате собрались, пожалуй, все преподаватели Хогвартса. Вид у многих из них был угрюмый и озабоченный, и Поттер, несмотря на свою контузию и сильную боль в ноге, быстро смекнул, что такого западла под Рождество никто из них не ожидал, и лично ему ничего хорошего не светит. Но, несмотря на всю тяжесть ситуации и серьезность положения, стресс, боль и сопутствующее этому обилие адреналина в крови сыграло с Гарри дурную шутку – увидев Снейпа, у которого во время взрыва и начавшегося пожара обожгло брови и частично сгорели волосы, Поттер вдруг прыснул от смеха. В последний момент он опомнился и с огромным трудом смог перевести это совершенно идиотское хихиканье во что-то похожее на стон, прорвавшийся сквозь сжатые зубы, но было уже поздно.
Помогая мадам Помфри оказывать необходимую помощь пострадавшим ученикам, Снейп не нашел времени и возможности привести себя в надлежащий вид, и теперь, перепачканный копотью и сажей, с торчащими в разные стороны клоками частично обгоревших волос на заметно полысевшей голове и без бровей, декан Слизерина выглядел весьма экстравагантно, чем и вызвал такую неожиданную и бурную реакцию у очнувшегося Поттера. В палате в тот же миг стало так тихо, как в борделе на утро после пьяной оргии. Повисла гнетущая тишина, а потом присутствующие, устремив гневные взоры на гриффиндорца, заговорили все сразу, и палата наполнилась шумом и голосами, стонами Малфоя и более мощными стенаниями Паркинсон. Снейп с новой прической и зверской рожей грозил Поттеру не только исключением из школы, но и привлечением его к ответственности за умышленное нанесение увечий хулиганскими действиями и преднамеренное разрушение школы. Треллони в промежутках между злословием паленого зельевара предсказывала Гарри скорую и очень мучительную смерть в Азкабане. МакГонагалл испепеляла его взглядом и обещала, что созданная комиссия выяснит причины инцидента, и истинные виновники будут наказаны. При этом декан Гриффиндора не упускала случая грозно смотреть не только на своего студента, по чьей вине произошел несчастный случай и с факультета сняли все баллы, но и в сторону столпившихся возле соседней кровати слизеринцев, и от этого у Гарри как-то теплело на душе, но ненадолго. Перехватив грозный взгляд МакГонагалл, адресованный его студентам, Снейп тут же пообещал доказать, что взрывательный порошок в школу принес именно Поттер исключительно из хулиганских побуждений, чтобы сорвать последний день занятий и саботировать учебный процесс.
Новость о взрывательном порошке была очень плохой. Вещество являлось одним из запрещенных, его категорически не разрешалось приносить в школу, и Снейп грозил доказать на дисциплинарном слушании что эта убойная смесь принадлежала Гарри, и он специально бросил ее в котел. Дамблдор молча наблюдал за разгневанным преподав